Чем ближе я подходила к кухне, тем громче был смех незнакомки. К ноткам её, не побоюсь сказать, визгливого голоса, добавлялось знакомое, уже до боли родное гоготание Герца. Надеюсь, что единственная причина, по которой они с Сашей смеются, гелий. Во всяком случае, я хотела бы найти воздушный шарик, чтобы засунуть ей его в рот. Омерзительная особа.
Однако юноша, похоже, так не считал. Склонившись над нечто (под «нечто» я подразумеваю что-то тонкое и волосатое, ибо за сальной чёрной шевелюрой я не могла понять, есть ли у этого монстра лицо), он веселился, наблюдая за тем, как его подружка собирает и разбирает матрёшку, которая приводила девушку в искренний восторг. Не знаю, где Саша её подобрал, но надеюсь, что её ещё можно сдать по гарантии.
— Привет, — протянула я, приподняв бровь.
«Нечто» определённо было радо меня видеть. По крайней мере, оно подняло на меня зелёные глаза, хотя мне казалось, что взглядом в меня впились рыжие веснушки, улыбнулось и сказало:
— Hi!
Я посмотрела на Сашу, который даже ко мне не повернулся.
— Джессика поздоровалась с тобой.
Скривив зубы, я кивнула.
— Ты давно приехал?
— Час назад. — матрёшка по-прежнему увлекала его сильней собственной жены. — А ты где была?
— Ездила в издательство, там что-то напутали с тиражом.
— А, ну, понятно, — ответил Герц и стал что-то говорить своей подружке. Джессика улыбалась, кивала и в итоге начала что-то мне тараторить на английском языке. Прости, куколка, но я всю жизнь учила немецкий.
— Что она хочет?
— Я пытаюсь объяснить ей, кем ты работаешь.
Я усмехнулась, но промолчала. После внутренней борьбы, которая хорошо была заметна, девушка, наконец, выдала:
— Ви пийсатиль?
Аж передёрнуло, честное слово.
— Пийсатиль, пийсатиль. Где ты её взял?
— Мы с Джес ходим на одни и те же курсы в Лондоне, она американка. Славная девушка, у нас в России таких уже точно нет!
— Разумеется…Почему ты не сказал, что приедешь? Я бы встретила тебя!
— Где? У аэропорта или дома с вкусным, горячим ужином?
Видимо, Джессика попросила Сашу вкратце пересказать наш с ним диалог. Я сделала такой вывод потому, что молодой человек что-то прошептал ей на ухо, она, хихикнув, посмотрела на меня, на мгновение задержала взгляд на безымянном пальце, на котором обручальное кольцо я не носила, и вернулась к матрёшкам. В ту же секунду я бросила взгляд на руку супруга; кольцо он тоже снял.
— Твоя подружка тоже будет жить с нами?
— Я пригласил Джес к нам на каникулы, и она с радостью согласилась. Комнаты две, зачем снимать номер в отеле?
— Ты теперь будешь таскать сюда всех своих подстилок?
Не поворачивая ко мне головы, он ответил:
— Говорю же: номер в отеле дорогой. Какая разница, где спать?
— И с кем спать, видимо, уже тоже не имеет значения?
— Хах. Тебя это так вообще никогда не останавливало. Я слышал, что Артём где-то неподалёку снимает комнату, ты можешь пойти к нему, если хочешь.
Я скрестила руки на груди. Не знаю, что меня бесило больше: Саша, матрёшка или его «нечто».
— Ты хоть понимаешь, что сейчас говоришь?
— Прекрасно понимаю. И потом, Марина, ты же сама хотела, чтобы я больше общался с ровесниками. Я опять тебе не угодил, да?
— Общался, но не таскал их в нашу квартиру.
— Мне надоело во всём тебе угождать, тебе невозможно угодить! Поэтому я, наплевав на все предрассудки, отныне буду делать так, как мне удобно, не желая спрашивать твоего мнения о том, нравятся тебе мои решения или нет!
Его голос звучал уверенно и серьёзно, но от его тона меня передёрнуло. Всё мое детство прошло под точно таким же тоном: «Марина, ты не убрала игрушки», «Марина, ты разбила чашку» и плевать, что игрушки испортил и раскидал соседский ребёнок, а чашка выскользнула из мыльных рук. Дальше — хуже: «Марина, ты должна поступить на экономический факультет, твоя писанина это чушь! Век романтики уже давно прошёл, нужно думать о будущем! Да, возможно, карьера ночью не согреет, но деньги, полученные от неё, обеспечат безбедную старость…Нет, в кино ты не пойдёшь, там будут мальчики. Девушка должна оставаться невинной до брака, а брак должен быть по расчёту. Очнись, Марина, любви не существует, утри розовые сопли и садись за книжки, через N-дцать лет экзамены».
Этот тон я старалась похоронить вместе со своими детскими воспоминаниями, и мне почти удалось задушить «голос совести», как его называла покойная бабушка, но почему-то именно сейчас он проснулся, набрался сил и смотрел на меня карими глазами супруга. Саша тяжело дышал и упрямо продолжал настаивать на своём. «Голос совести» хихикнул где-то глубоко на задворках моей души, сделал сальто и исчез также быстро, как и всплыл несколько минут назад. Один раз я уже послушалась его совета, но ни к чему хорошему это не привело: союз, который мог бы строиться на взаимной любви, теперь висит на розовых соплях о безбедной старости. Если таковая, конечно, вообще наступит.