игру, и я не заметила, как пробежало время. Бегая по дому как ошпаренная, я быстро собиралась, оставив Артура на мультики по телевизору. На быструю руку накрасив ресницы и натянув на себя первое, что вывалилось со шкафа, я, наконец-то, была готова к рабочему дню. Ну.... Как готова. Внешне я собралась, что не скажешь по моему внутреннему состоянию. Последний год работа давалась мне слишком тяжело, и, просидев сегодняшнюю ночь за компьютером, я так и не закончила статью. Иногда мне кажется, что я потеряла свою хватку, а талант выветрился. После выхода с декрета я больше не могу работать с таким же энтузиазмом как прежде. Я задыхаюсь на работе. Мне там душно и не комфортно. Коллеги вызывают отвращение, а руководство - приступ удушья. В журнал «Tatler» я попала совсем случайно. Еще на втором курсе мою статью заметил один из редакторов, назвав ее свежей и оригинальной. Затем, последовало предложение о работе, которое я охотно приняла. Первые два года я писала статьи на дому, после чего отправляла их в издательство. Мне нравилась моя работа, и казалось, я была самой счастливой на свете. После окончания университета я получила свой кабинет, небольшое повышение и целую рубрику в журнале. Это был предел мечтаний. Но сейчас... Моя работа была чем-то вроде «сделать и забыть». Я перестала чувствовать от нее удовольствие. В моей жизни вообще осталось слишком мало вещей, которые действительно вызывали приятные эмоции. Работая только для того, чтобы просто работать, я больше не получала повышений, да и начальство с каждым днем все больше и больше разочаровывалось во мне. Но ничего сделать с собой, к сожалению, я не могла. Детское кресло, машина, руль. Я ехала по дороге, игнорируя детскую песенку по радио, которой подпевал счастливый Артур и вела себя как никогда тихо, не проронив ни слова к сыну. Когда показался дом родителей, я облегченно вздохнула, обрадовавшись, что даже не попала в пробку. Эту неделю Артур как никогда счастлив, ведь его детский сад закрыли на ремонт, а он проводит все время с обожаемыми бабушкой и дедушкой. Они балуют любимого внука как могут, словно вымещают на нем ту любовь, которую должны были дарить Лорел. Я понимаю, что порой сама перегибаю палку с опекой, но мои родители словно сходят с ума, когда дело доходит до Артура. Мама, которая слишком тяжело пережила потерю старшей дочери и до сих пор, как и все мы, не до кона смирилась с утратой, была вообще против детского сада. Мы с папой еле убедили ее, что Артуру будет лучше в компании с одногодками и это только плюс к его развитию. Так что в такие дни, когда он болел или я просто привозила его - мама заваливала ребенка сладостями и поцелуями. Когда я заехала во двор, то не смогла не улыбнуться, заметив на крыльце родителей. Они уже ждали нас, и как только заметили машину - пулей спустились к воротам. Покинув машину и высвободив Арчи с кресла, я даже не смела его задерживать. Малыш кинулся со всех ног к дедушке, который тут же подхватил его на руки и подкинул в воздух, заставляя громко смеяться. Мама же подошла ко мне, целуя и приветственно обнимая. -Доброе утро, - усмехнувшись, произнесла я, после чего отдала маме сумку с нужными вещами для Артура. Обменявшись несколькими словами с родителями и поцеловав Артура на прощание, я села в машину и на всей допустимой скорости рванула на работу, чувствуя, как последние нотки хорошего настроения меня покидают. Итог - опоздание на 20 минут, которое, как мне показалось, никто не заметил. Просидев полдня за недописанной статьей, я так и не придумала для нее красивый конец, так что написала первое, что пришло в голову, и нажала «отправить». Через полчаса меня вызвал к себе Патрик Джонсон, мой начальник и бог этого высокого здания. Раньше я даже флиртовала с ним, но сейчас наши отношения прекратились в нечто-то сухое и холодное, наполненное формальностями и условностями. Намек на тепло и дружбу испарился, как только я вышла с декрета. -Добрый день, мистер Джонсон, - войдя в кабинет, произнесла я. Думаю, сейчас, как всегда начнется проповедь о том, что я не доработала текст. - Вы хотели меня видеть? -Здравствуйте, мисс Миллс, - он даже не взглянул на меня, а лишь машинально приказал пальцами сесть напротив. - Садитесь. Я тихо села, опуская глаза в пол и начиная нервничать. Сегодня он какой-то другой, и даже слишком молчаливый. Мне не нравится это. -Алексис, - после тяжелого вздоха и долгой паузы, наконец-то произнес шеф. - Что это, черт возьми, такое? Резкое движение и бумаги с напечатанным текстом падают прямо на стол возле меня, эффектно проезжаясь по глянцевой поверхности. Я шумно сглатываю, чувствуя, как начинают дрожать коленки. -Это... Моя статья. -Статья? - восклицает Патрик, кидая на меня разъяренный взгляд. - Да это чушь собачья, дорогуша! Ты хоть сама читала, что ты, черт побери, написала? -Конечно... -Тогда какого хрена Мелисса приносит мне это дерьмо? Почему я должен читать такой текс, которым даже не охота подтереть задницу? Вдох, выдох. Сердце бьется с бешеной скоростью, а кровь отливает от лица. -Простите... Я... Я сейчас же перепишу. -Перепишешь? - шипит Патрик. - Такое не переписать, Алексис! -Мистер Джонс.. -Хватит, Алексис, - перебивает начальник, и я чувствую, как его голос превращается в более холодный и деловой тон. - С меня хватит. Я терпел это дерьмо больше года, и даже закрывал глаза на то, что рейтинг журнала падает. -Я постараюсь, Патрик, обещаю. -Нет, Алексис. Больше никакого постараюсь. -Но дайте мне шанс, - широко распахнув глаза, я впилась в Патрика умоляющим взглядом, в ответ получая только холод. -Я целый год ждал, что ты реабилитируешься! Пытался дать тебе поблажку, ведь тебе пришлось пережить не самое легкое время. Но даже у моего терпения есть предел. -Пат... -Ты уволена, - отрезал шеф. - И это не обсуждается. -Патрик, прошу... -Алексис, иди, собирай вещи. Расчет получишь завтра. Мы уже нашли тебе замену, так что просто уходи. Я не хочу лишних драм. Поднимаюсь на ноги и со всей отвагой произношу: -Спасибо за шанс работать с вами, Патрик. Это был ценный опыт. Затем, тихо покидаю кабинет, направляясь к себе. Только сейчас замечаю, что все смотрят на меня как на отшельника и вижу на их лицах радость. Неужели они знали, что он так поступит? Неужели я была настолько плохой коллегой, что они все только рады моему уходу? Ничего не понимаю, так что, оказываясь у себя, я сажусь за стол и склоняю голову на руки, сидя неподвижно некоторое время. В ушах шумит, сердце колотит, а в горле ком, но я даже не могу заплакать, чтобы освободиться от этого груза. Затем в один момент я прихожу в себя и начинаю собирать вещи, которые умещаются все в один пакет средних размеров. Дорога к родительскому дому проходит слишком быстро, или это я просто слишком погрузилась в себя. Даже не знаю, как можно чувствовать себя более грустно и более пусто, чем сейчас себя чувствую я. Родители не ждали, что я приеду на три часа раньше, чем положено, но все же, они были рады. Только за обедом я наконец-то решаюсь и говорю им причину своего столь раннего прибытия. За столом наступает тишина. Затем, мама подсовывает ко мне чай и натягивает на лицо улыбку. Она начинает говорить, что «подумаешь, это всего-то работа, найдешь новую» и я начинаю улыбаться со слезами в глазах. Это скорее мука, нежели улыбка, но я смеюсь и благодарю маму за понимание. Папа, как выясняется позже, тоже не особо расстроен и уверен, что я найду работу даже лучше. Интересно, как среагировали бы родители, скажи я эту новость еще в тот период, когда Лорел была жива? Они были совсем другими людьми, собственно, как и я. Тогда бы я не потеряла это место. Место в одном из лучших журналов в нашем городе. После обеда я захожу к спящему Артуру в своей старой спальне, чтобы убедиться, что он вдруг не проснулся. Целую его и поправляю одеяльце, чувствуя, как вдруг в один миг весь мир начинает наваливаться на меня. В эти секунды я словно осознаю, что же, все-таки произошло и мне нечем дышать. Что мне делать завтра? И как дальше быть? Где найти силы, чтобы отыскать новое рабочее место? Как я буду обеспечивать сына? Эти вопросы душат меня, так что я покидаю спальню и сажусь на диван в гостиной. Ком в горле становится все больше, а воздуха в легких все меньше. Не знаю почему, но я впиваюсь глазами в настенные фотографии, ища в них что-то, что поможет мне перебороть состояние отчаянья и бессилия. Вижу на фотографиях улыбку Лорел и понимаю, что становится только хуже. Она бы сказала, что мне делать. Она бы помогла мне собрать сопли в кулак, назвала бы смешным словом и дала бы по заднице за то, что я так близко принимаю все к сердцу. Лоло как никто другой знала меня, и всегда умела выбирать нужные слова в тяжелые для меня моменты. Я до сих пор не могу смириться с тем, что она сейчас не войдет в комнату, не обнимет меня и не скажет «эй, не плачь. Все будет хорошо, я обещаю». В эти секунды мне становится до невыносимости холодно и одиноко. Грустнее всего, что я вновь и вновь подтверждаю себе то, что одиночество - это когда ты все еще ждешь кого-то, но понимаешь, что никто уже не придет. Она не вернется. Мир чертовски ужасен и пуст, так что я не выдерживаю и опускаю голову на ладони, начиная тихо всхлипывать. Даже не знаю, что меня заставляет плакать больше: очередное осознания того, что Лорел мертва, или то, что я потеряла работу. Или все сразу. Слезы скатываются по щекам, и я вроде не рыдаю, но и просто плачем это не назовешь. Слышу позади себя шаги и