аза. Что, черт возьми делать? Сердце щемит от того, как малыш плачет, но мозг кричит, что я не должна к нему подходить. Я не должна даже касаться к Артуру. Я не могу, это будет слишком больно. -Мистер Миллс, пройдемте за мной, мы наденем на вас халат, и тогда пройдем к вашему внуку. Вдох, выдох. Резко оборачиваюсь и вопрошающе смотрю на медсестру с полными слез глазами. Она понимающе кивает и зовет меня с ними. Мы надеваем тонкие одноразовые халаты, вымываем руки и проходим дезинфекцию. Только после этого нас пускают в «детскую комнату». Внутри нее очень шумно, ведь плачет не только Артур. Его плач пробудил многих малышей, и они требуют внимания. Медсестры просто сходят с ума, кидаясь от одного новорожденного к другому. Вижу, как Артура помещают в маленькую кроватку, так и оставляя плачущим. Застываю. Он так громко всхлипывает. У меня перехватывает дыхание от звука его пронзительного, громкого и такого горького плача. Яркое желание утешить его, успокоить и прижать к себе заглушает все, что существовало во мне до этого. Я слышу только его плач, мои уши словно настраиваются только на частоту этого звука. Папа подходит к малышу, пока я стою в нескольких метрах от него с полными слез глазами. У меня просто нет сил сдвинуться с места, хотя я искренне хочу этого. Я хочу к Артуру. Мне невыносимо слышать его плач. -Мистер Миллс, вы можете взять его на руки, - говорит медсестра, пришедшая с нами. Только сейчас я замечаю, что она уже укачивает на руках другую плачущую крошку. Папа смотрит на малыша, и я вижу, как меняется его лицо. Он одновременно счастлив и несчастен до грани. Его рука бережно касается внука, пытаясь утешить, но тот начинает только громче рыдать. Не понимаю, почему отец не берет его на руки. Он ведь так страдает. По маленьких щечках скатываются горькие слезы, ручки, сжатые в кулачки, дрожат, а нижняя губка трепещется как листочек на ветру. Невыносимо смотреть на слезы этого ангела. Я больше так не могу. Делаю несколько шагов и оказываюсь рядом с кроваткой. Только сейчас понимаю, что папа специально не брал Артура на руки, чтобы заманить меня к нему. Его план сработал. Мешкаю несколько секунд, и тяну свои дрожащие, заледеневшие руки к ребенку. Уже почти касаюсь к нему, но вдруг убираю руки. Внутри происходит борьба. Борьба боли со здравым рассудком. Я не знаю, что чувствовать к этому ребенку, ведь все поменялось. Лорел умерла, ее больше нет. А я... Что остается мне? Я хочу винить кого-то в ее смерти, и этим кем-то оказывается кроха, плачущий в нескольких сантиметрах от моих рук. Но разве он заслуживает такое отношение к себе? Чем он провинился? В чем вина только родившегося ангела. Ангела, которого так любила моя сестра? О чем я вообще думаю, черт возьми? Я тоже люблю его. Все эти 9 месяцев любила и сейчас люблю. Просто боль затуманивает мой рассудок. Малыш на секунду затихает, чтобы перевести дух для нового крика. Он посмотрел в мою сторону совсем случайно, и всего на секунду, но этого хватило, чтобы попасть этим взглядом в самое сердце. Ее глаза. Это были ее глаза. Глаза моей Лоло. Они такие живые и такие жалостные, измученные. Я, вдруг, вспомнила, как она часто разговаривала с малышом и рассказывала ему о том, как мы его любим. Говорила, что когда он появится - станет самым любимым и желанным на свете. Обещала, что он будет одарен вниманием, теплом, заботой и любовью. А теперь ее нет. Кто же подарит все это нашему Артуру? Кто вытрет его слезы, когда Лоло нет? Меня вдруг осеняет: что бы она сделала, услышав мои мысли? Как бы она отнеслась к тому, что я виню ее кроху в том, что ее не стало? Она бы возненавидела меня даже за одну такую мысль. Дала бы пощечину и прогнала бы со своей жизни. Даже того, что я стою над ее рыдающим ребенком и ничего не делаю, хватило бы для большой, непростительной обиды. Вспоминаю ее слова в палате и чувствую, как очередная пелена слез затягивает глаза. Она хотела, чтобы я была неотделимой частью их с малышом жизни. Моя сестра верила, что я буду его опорой, поддержкой. Лорел настолько любила меня, что хотела, чтобы я стала для него второй матерью. Она искренне верила в то, что я всегда буду ему рада, и знала, что, несмотря ни на что, я буду искренне и всецело любить его. Всем сердцем и душой. Я пообещала ей, что никогда не оставлю Артура. Пообещала быть с ними, чего бы мне это не стояло. А сейчас я стою и думаю о том, что я ненавижу его, и что не могу любить этого ангела. Мне нет прощения за эти мысли. Отвращение к себе растекается по венам, пока я, дрожащей рукой тянусь к малышу и наконец-то касаюсь его бархатной щечки. Он безупречен даже когда плачет. Как можно оставаться милым с открытым ртом и поморщенной мордашкой? Смеюсь и плачу одновременно, прикипая к нему глазами. Внутри все в очередной раз перевертывается. Вся вселенная меняется, когда я смотрю на него. Аккуратно беру Артура на руки и прижимаю маленькое, хрупкое, исплакавшееся и дрожащее ангельское создание к себе. Он все так же плачет, размахивая ручками и пытаясь показать свой протест. Начинаю тихо покачивать малыша на руках, шепча что-то. По моим щекам скатываются реки, и мы плачем вместе, только сейчас я пытаюсь успокоить его. Мне невыносимо больно видеть, как глаза Лорел плачут. Это ее малыш, ее кроха. След, который она оставила по себе. Смерть никогда не планируют, и она приходит внезапно. Лорел могла сбить машина, или вдруг ее убило бы, свалившимся на голову астероидом? Моя сестра могла умереть в любой миг, не оставив по себе ничего. Но.... Сейчас в моих руках частичка нее. Маленькая часть Лорел, которую я пообещала любить и оберегать. Я пообещала ей, что стану для них опорой и поддержкой. Обещала, что стану второй матерью для Артура, но ситуация изменилась. Мы потеряли Лоло, а малыш лишился мамы. Прижимая к груди ребенка и прижимаясь к его маленькой головке щекой, я чувствовала, как мы становимся одним целым. У меня остался он, а у него отныне и навсегда буду я. Я обещала многое, и я сдержу это обещание. Я стану для Артура тем, кто поможет ему встать, когда он упадет. Я буду тем, в ком он будет нуждаться больше всего. Я стану для него кем угодно, лишь бы он, маленький и ни в чем невинный ангелок был счастлив. Я люблю его так сильно, как любила мою старшую сестру. Она была его матерью, но ее больше нет. -Мой маленький, - шепчу я, всхлипывая. - Прости меня. Прости меня, мое сокровище. Я больше никогда не оставлю тебя, слышишь? Не плачь, прошу. Я всегда буду с тобой, и никому тебя не отдам. Плачу, целуя его в лобик, а затем в щечки. -Ты никогда не будешь ни в чем нуждаться, мой король, - продолжаю шептать я малышу, который становится моей вселенной. - Я защищу тебя от всего мира, только не плачь. Не плачь, прошу тебя. Артур постепенно начинает затихать, а затем и вовсе прекращает плакать, успокаиваясь. Я только улыбаюсь сквозь слезы, качая его на руках и расхаживая туда-сюда. Кажется, что в «детской комнате» находимся только мы с ним, и больше никого. Остались только он и я. Мой малыш, которого я больше не выпущу из рук, и заплаканная девушка, которая поняла, в чем теперь ее смысл жизни. Он был смыслом Лорел, а теперь стал моим. Артур. Мой Артур. Мое сердце билось чаще, болезненно пульсируя, пока я шептала малышу разные слова о том, как я буду его любить, как буду заботиться о нем, и как мне жаль, что ему придется меня терпеть. -Клади его в кроватку, Лекси, - наконец-то решился сказать хоть слово отец, наблюдавший за мной со стороны все это время. В его глазах не раз блестели слезы, пока я разговаривала с малышом. -Не хочу, - чуть слышно выдохнула я, вытирая свободной рукой слезы с лица. - Я больше никогда его не оставлю. Не хочу, чтобы он был один. -Ему нужно поспать, милая. Застываю на несколько секунд, затем понимаю, что папа прав. Так будет лучше для Артура, ведь он выбился из сил и выплакался. Целую малыша в макушку, вдыхая молочный аромат его кожи. Чувствую, как мое выжженное болью сердце наполняется любовью и потребностью в нем. Он мой якорь. Мой центр, мой маленький мир. Я люблю его. Я так сильно люблю его, что мне хочется плакать из-за этой любви. Понимаю, что я никогда не смогу стать тем, кем была бы Лорел. Но я попытаюсь быть для него семьей. Я буду любить его так сильно, как любила бы она. Мое сердце обязано любить его за двоих. С большим нежеланием кладу маленького в прозрачную кроватку и накрываю одеяльцем. Артур так мило сопит. Мне не хочется отрываться от него, так что я делаю огромное усилие, чтобы убрать руку. Затем, смотрю на него некоторое время, не в силах скрыть слезы. Папа обнимает меня со спины, и мы молчим, просто рассматривая малыша и наслаждаясь его сном. Он словно таблетка от боли, полыхающей в груди. Да, мне все так же больно и хочется лезть на стены из-за утраты, но.... Теперь я знаю, для чего дышать. Я обещала ей никогда его не оставлять, и сейчас клянусь, что он никогда не будет одинок, покуда жива я. В нем я нашла то, что так чертовски мне напоминает Лорел, и поняла, что больше никогда не смогу разлюбить его, ведь я до безумия любила мою сестру. -Пап, - чуть слышно произношу я, набираясь сил. - Скажи мне, что я поступаю правильно. -В чем заключается твой поступок? -Я хочу усыновить его, пап. Я знаю, ты скажешь, что мне никогда не стать ею, но я.... Я не могу оставить Артура, понимаешь? -Ты осознаешь, насколько важное решение сейчас принимаешь? Киваю, ни секунды не сомневаясь. -И ты, правда, хорошо подумала? Родная, мы с мамой... -Нет, пап, - перебиваю я. - Я хочу быть его семьей. Папа кив