— Верно, Ванюша, все верно. А я сейчас попробую вздремнуть…
И он, к удивлению своему, ощутил, как сладкой тяжестью налились веки и вязкая истома побежала по телу.
Без четверти девять, свежевыбритый, начищенный, наглаженный, прохаживался он перед стеклянным фасадом метро «Библиотека имени Ленина». Вера, по всей вероятности, должна была появиться со стороны улицы Фрунзе — там ближе вход в читалку, — но могла появиться и с противоположной стороны, от Моховой, могла внезапно возникнуть перед ним, выйдя в ручейке пассажиров из метро.
Дойдя до угла, обращенного к Моховой, он останавливался, приглаживал ладонью темный вихорок на макушке и снова неспешно вышагивал к другому углу, с удовольствием кося взглядом на свое отражение в стекле: в светлом костюме (в том самом, трофейном, подаренном на прощанье Валей), в сверкающих туфлях, с модным крошечным узелком галстука. Денди, как однажды назвала его Людка. Пусть денди. К его смуглому лицу и черным волосам так идет эта белая рубашка, а застегнутый на одну пуговицу пиджак, как принято выражаться, подчеркивает спортивную осанку, натренированные турником мышцы плечевого пояса… Неужто ему, молодому парню, и покрасоваться маленько нельзя, тем более что он ведь теперь студент второго — уже второго — курса!
И он опять вышагивал крепкими своими ногами перед фасадом метро, прижимал ладонью упрямый вихорок на макушке, любовался видневшимся наискосок зеленым шпилем с рубиновой звездой, на золотых гранях которой бродило солнце, вдыхал пахнущий асфальтом и бензинным дымком воздух и чувствовал себя бесконечно здоровым и счастливым.
Без пяти девять он начал ощущать легонькое беспокойство, без трех минут — кольнула горькая, но вполне правдоподобная мысль: «А вдруг не придет, передумает?», без одной минуты девять понял, что не придет.
Он немедленно закурил и стал еще зорче поглядывать то в сторону улицы Фрунзе, то в сторону Моховой, и в то же время ни на секунду не выпуская из поля зрения пассажиров, выходящих из метро.
Ровно в девять он обреченно вздохнул и увидел перед собой неведомо откуда взявшуюся девушку, отдаленно похожую на ту беленькую медсестру Веру, в которую он мгновенно и в самый неподходящий момент влюбился и с которой условился о встрече.
Если бы знали умные хорошие парни, сколько душевной энергии и физических сил затрачивает девушка, собираясь на свидание! Особенно на первое, которое по какой-либо небрежности ее — она интуитивно понимает это — может оказаться и последним. И особенно — если парень люб. И чаще всего с неопытными девушками случается так, что, готовясь к первому свиданию, они отчаянно уродуют себя, без нужды подкрашиваясь и подпудриваясь и наряжаясь, как, будучи в нормальном состоянии духа, никогда не нарядились бы, то есть — до потери собственного лица, утраты того отличного от других выражения, которое только и привлекло внимание и симпатию хорошего умного парня.
«Боже мой! — пронеслось в мыслях Покатилова. — Она же совершенно не такая. Не та, что была утром. Или утром не разглядел как следует?..»
— Добрый вечер, — сказал он, насильственно улыбаясь, и тотчас заметил, что будто тень упала на ее лицо.
— Добрый вечер, — ответила она одними неумело подкрашенными губами, озадаченно вглядываясь в него, словно стараясь понять, что же ему теперь не нравится в ней.
«Ладно, сходим в кино, кукла размалеванная, — подумал он и усмехнулся. — Влюбился, женюсь, свадьба! Дубина я стоеросовая…»
— Вы «Андалузские ночи» смотрели? — спросил он.
Она покачала головой с таким видом, что, мол, нет, а в общем — мне все равно, какой ты меня находишь, страдать не будем.
— А где идет?
— В парке Горького, в летнем кинотеатре. Поехали?
Он и сам почувствовал свою небрежность и то, что в этой небрежности было что-то нехорошее. В конце концов, решил он, девка-то ни в чем не виновата, сам назначил ей свидание. Ну и хорошо, сказал он себе с облегчением, сходим в кино, и точка. И никаких обязательств, никаких проблем. И ему сразу стало просто с ней. Он взял ее за руку и повел к троллейбусной остановке.
В троллейбусе они сели у открытого окна. Машина, набирая скорость после плавного поворота на развилке, помчалась по прямой к Большому Каменному мосту. В окнах слева поплыл зеленый холм Кремля с его золотистыми дворцами, золотыми крестами и куполами, с алым стягом, летящим в лучах солнца над зданием Верховного Совета. Справа синеватой рябью сверкнула Москва-река с белым трамвайчиком, убегающим в сторону Крымского моста, с острокрылыми чайками, то вдруг возникающими, то бесследно пропадающими в дымчатом мареве над водой. Потом показалась темная громада дома, почему-то именуемого москвичами «домом правительства», зазеленел железной крышей, заблестел стеклами каменный куб кинотеатра «Ударник»…