Когда раздался грохот взрыва, он проснулся. Естественно! Ведь с потолка сарая на него посыпались мусор, опилки. Он оставался лежать, гадая, что бы это могло быть. Война? Бомбы? Русские? Нет, надо же узнать!
Он выбрался из половиков, выскочил из сарая, надеясь, что встретит людей. Но во дворе пусто, в окнах коричневого дома темно, кругом во всех окнах темно, тихо и никого… никаких глаз. О, нет, не забыли люди похожую ситуацию ночью в сорок первом — лучше не высовываться, лучше зарыться куда-нибудь поглубже. Король стремглав бросился бежать к реке, он вспомнил, что там в доме стекло его веранды легко вынимается… Но уже издали он увидел огромное пламя бушевавшего огня. Прибежав, остановился в страхе — пожар! Он ещё не видел в своей жизни настоящего пожара — какое зрелище! Как здорово и красиво! Сколько дыма, сливающегося с темнотой неба. Искры, треск, гул. Наконец и люди вышли — не тушить (уже поздно), а смотреть: ведь пожар же! Подъехали немцы на «виллисе», тут же развернулись и удалились обратно в сторону города. Ах, что им до какого-то ничтожного пожара!.. А если уж любоваться пожаром, так лучше в городе, там тюрьма отлично горит. Вот где гул, вот где зрелище! Но некогда, некогда любоваться на этот фейерверк: что-то надо делать! Всем нужно что-то делать, пока ещё ночь, пока куда-то ушла луна, пока не утро, неизвестно, что будет утром, и «виллис» с четырьмя немцами в касках на большой скорости вылетел вон из города.
То были обер-лейтенант Нойманн, майор Дитрих и два солдата вермахта моторизованного батальона. Нойманн, оказалось, забыл в доме у реки серебряный портсигар. Они остановили «виллис», на нём и вернулся Дитрих, солдаты в машине были в касках, при полной боевой готовности.
— Что? Так близко? — удивились офицеры, когда садились в машину.
— Да, — рассказали солдаты, — утром или ночью, наверное, будут здесь, — это скорее всего относилось к русским.
Майстер вбежал в комендатуру в ту же минуту, примерно когда и Алфред забежал в дежурку своего батальона. Ни тот, ни другой никого не встретили: в комендатуре тихо, все двери заперты; батальона Алфреда тоже не было, везде всё раскрыто, разбросаны бумаги, одеяла, валялись каски, противогазы — дежурному бы за такой беспорядок арест на три дня! Арестовывать некого. Алфред выбежал вон, пошёл к центру и уже издали заметил свет пожара. Дойдя до магазина игрушек, перед которым бронзовый солдат с саблей в руке, Алфред понял: горит тюрьма…
Он подошёл к тюрьме, здесь тоже не было признаков жизни, только огонь бушевал. Каменное здание горело не так весело, как дом у реки: огненные пучки выбивались из окон, дом со всех сторон дымил. «Неужели вместе с ними?» — вопрошал себя Алфред. Он повернулся и быстро зашагал обратно, прошёл через парк. При входе в парк с ним поравнялись мотоциклисты, вывернувшиеся из-за угла улицы Ползучего Острова. Притормозили, огляделись внимательно, что-то крикнули и помчались вперёд, в город.
Алфред пришёл на Закатную в небесно-синий дом. Разделся, не зажигая света. Свет был ему не нужен, он знал, где что находится. Снятую форму бросил в печь. Достал бутылку лака, вытряхнул в печь и зажёг. Пламя охватило форму фельдфебеля самообороны, а, пока она горела, сам бывший фельдфебель при свете горевшего мундира торопливо одевался в свою гражданскую одежду, в старый костюм, в «форму» столяра-краснодеревщика Алфреда Рихарда. Затем запихал в рюкзак консервы, носки, бельё и, заперев двери, ушёл. Пошёл к дому Земляники, чтобы прихватить и её, чтобы как можно скорее выбраться из города, чтобы, пока не рассвет, дойти до дороги, ведущей на её хутор в Карула. А в дровяном сарае, завернувшись в старые пыльные половики, в это время спал Король Люксембургский, и, как ни странно, ему не только глаза, ему и пожарище не снилось.
Майор Майстер стоял на шоссе и пил из бутылки ликёр. Надевая шинель, он одну бутылку всё же успел запихнуть в карман — на войне крайне важно не терять головы. Тюрьма сгорела, это факт, мелькнула мысль в его затуманенном мозгу, сгорела и чёрт с ней! Ему необходимо куда-то ехать. Хотелось бы знать, куда подевалась комендатура? Куда они все смылись?.. Все эти эстонцы… эти оборванцы-обороновцы, да и свои? Город покинут, ясное дело, да и нет смысла его держать и невозможно, но не в этом дело — куда он должен пойти?.. То есть как это идти? Что, пешком?! Может, надо было ему податься на Ползучий Остров, к аэродрому?.. Подувал свежий ветерок, несущий запахи можжевельника и чего-то ещё, Майстеру не понять, но запахи приятные, особенные. Только для него чужие… Э, жаль, конечно, подумалось, что не удалось здесь надолго закрепиться — очень здесь приятно всё-таки, ах…
Пока он стоял и калькулировал, из города выехала на большой скорости машина, «виллис», в ней четверо: два солдата, обер-лейтенант и Дитрих. Ах да — Майстер вспомнил: они же ездили искать портсигар. Вот и хорошо: Майстер шагнул на дорогу и поднял руки. «Виллис» резко остановился, и майор, громко смеясь и чертыхаясь, влез в машину. Тронулись. Поехали в сторону Лейси в надежде переправиться на Даго. Дорога в выбоинах, изрытая гусеницами военных машин, пролегала между величавыми сосновыми лесами. Деревья, прямые, как мачты кораблей, горделиво качали зелёными кронами. Проезжали через деревни со сложенными из валунов оградами, амбарами, ветряными мельницами. Доехали до Ратла — заблудились. Вернулись назад, повернули снова в сторону Лейси. Доехали. Здесь со стороны Береговой Деревни подошла колонна — встретились. Колонна — пехотные гренадеры с трёхцветной нашивкой на рукавах, автоматы висят на шее. За пехотинцами, не обгоняя, движутся лёгкие броневики, танкетки, грузовики тянут пушки, в кузовах раненые. В Береговой Деревне или за ней идут бои, грохот выстрелов, вспышки, там фронт, там уже они, эти русские.
На самом деле это было хотя и так, но совсем иначе. Русские там, разумеется, были, но наступали части эстонского корпуса, того самого, который, хорошо или плохо (как в своё время рассказывал об этом Хуго), собирали в Челябинской области, сконцентрировался в учебном лагере при Чебаркуле. Из этого корпуса тоже немало людей переходили на сторону немцев по вполне объяснимым причинам. К концу войны, по мере того, чем больше немцы героически отступали, а советские войска наступали, продвигаясь на запад, корпус наконец окончательно сформировался и в сознательном отношении к войне и теперь энергично сражался за очередное освобождение республики.
То же самое можно сказать и про отступающую колонну, которую встретили Майстер со своими камрадами: здесь тоже были бойцы той же национальности, что и в эстонском корпусе, только здесь остатки эстонского легиона, известного тем, что долго обучались в Германии, — в частности, эстонской бригады, которую не так давно помпезно провожали на фронт; в составе последнего, вероятно, должен был находиться теперь и Хуго, попавший в плен к немцам, а затем отправленный на фронт.
Так что и в том, и в другом войске ругательства да проклятья разносились на одном и том же языке древних эстов. Конечно, как среди наступавших на пятки отступающим были русские, так и среди отступавших были немцы.
Остатки легионеров двигались небыстро, хотя гренадеры шагали в хорошем темпе, у них было довольно оснований для спешки: никто не мог знать, как долго продержатся одни эстонцы с чистой душой против других, с такой же душой. Отступающим была поставлена задача: достичь полуострова Сырве и занять там оборонительные позиции вместе с тамошними частями самообороны и немецкого гарнизона — последние оборонительные рубежи. Больше отступать некуда, можно или утопиться в море, пасть в бою или сдаться. В таком же положении, как известно, находились в сорок первом и сталинские освободители. Хотя тогда ещё среди них, в отличие от сегодня, эстонцев почти не было. Но тоже красным войскам тогда с полуострова Сырве отступать было некуда. Сейчас позиции поменялись.
Во главе отступающей колонны ехали тоже на «виллисе» командиры, присутствовали и два немецких оберста. Майор Майстер вышел из машины и, стукнув каблуками — «Хайль Гитлер!» — доложил обстановку, которую и сам не знал. Им приказали присоединиться к колонне. А уже светало…