Потом военный комиссариат обязывал к двадцать шестому июля всем владельцам мотоциклов сдать их в отделение милиции к десяти часам независимо от того, исправны они или нет, а за недоставку — к ответственности. За этим последовало другое распоряжение: в течение сорока восьми часов населению сдать все огнестрельное оружие, мечи, сабли, шпаги, ножи, кроме хлебных. Вскоре опубликовали очень неприятный для Его Величества указ, который звучал так: «запрещается выезжать из города на велосипедах, нарушители указа отвечают по законам военного времени». Сам этот указ Королю неприятностей не причинял, но его последствием стали нарушения, потому что, когда закона нет — нечего и нарушать, когда же его создали, появилось что нарушить. Когда же этот указ нарушили, появились основания для нового указа, а его исполнение приводил в действие все тот же господин-товарищ Векшель, который опять разъезжал с солдатами на грузовике по городу и собирал велосипеды, как до этого радиоаппаратуру. Алфреду взамен он дал еще одну бумажку, а Король… Он уже почти прилично научился кататься на велосипеде и планировал дальние экспедиции.
Это было не последнее огорчение, вызванное войной.
Через замковый парк прохода не стало, входы в него охраняли часовые, которые говорили «нельзя». Люди стали вести себя странно, разговаривали шепотом, всегда спешили, на ночь глядя из дома выходить остерегались. Королю было непонятно, почему пропали президент и Лайдонер. Говорили, что их арестовали за то, что они финнам, когда Советы урок давали, подарили подводную лодку, а Король отдал бы полжизни, чтобы хоть однажды увидеть подводную лодку.
Что там подводную! Если раньше в бухте можно было хоть на ялике погрести, теперь везде лодки оказались на замке, а рыбачью пристань обтянули колючей проволокой. Такого в городе Журавлей раньше никогда не бывало.
Все равно лодки исчезали и тут и там. Из некоторых домов за ночь неизвестно куда пропадали люди, а вещи оставались на месте, заходи и бери что хочешь — никто не обидится. К Алфреду уже не ходили в гости слушать, как он играет на аккордеоне, не заходил даже доктор Килк. Единственно главный советник Карла Тайдеман нет-нет да и заглядывал ненадолго. А Король продолжал бегать по своим делам, но ему не пришлось больше наслаждаться независимостью на веранде: на этом настояла Хелли, и Алфред с ней согласился. Королю пришлось снова довольствоваться комнатой и постелью в небесно-синем доме. Не только Короля огорчало такое решение сильных в мире окружавшем, но и Сесси. Когда же Его Величество проживал на веранде, к нему однажды заявились неожиданные гости — Сесси и Антс с хутора Ару. Еще на Сааре Манчи как-то намекал на их привязанность друг к другу, по поводу чего этот борец сеновальный позволял себе даже непонятные Королю шутки. Сесси всегда нравилась Королю своей душевной теплотой и детскостью в характере, она была близка и понятна ему. Антс тоже держался с Королем по-деловому и дружелюбно, к тому же он внешне немного даже был похож на Сесси — овалом лица, нежным ртом, круглым подбородком и роста небольшого, не выше Сесси.
— Мы к тебе в гости! — воскликнула Сесси, приветствуя Короля. — А позже и к нам придут гости. Ты не возражаешь?
Король был гостеприимен, но угощать гостей ему было нечем. Его удивила просьба Сесси не говорить о их посещении в небесно-синем доме. Подумав же, он решил, что это, вероятно, из-за этих шуток в их адрес, отпущенных тогда Манчи на Сааре. Он сообразил, что ему тоже бы не понравилось, если бы о его чувствах к Эльне… Марви все узнали. А вот насчет угощения… Решил побежать по садам, нарвать яблок. Сады, правда, не входили в состав королевства Люксембург, но яблоки от этого не перестают быть яблоками. Когда он наконец примчался — пришлось наведаться не в один сад, даже собаки попадались, а не все собаки относились к нему, как Вилка, — его ждала уже целая компания, добавились еще две девушки и паренек одного возраста с Антсом.
Все принялись весело грызть яблоки, которые были еще не совсем спелые, в этом краю они поспевают поздно, к концу августа — сентября. А потом новый паренек продолжал читать из тоненькой брошюрки.
— Мирный договор с Эстонией сильно повредил осадной политике Антанты…
— Ты перепутал страничку, — закричал Антс.
— Да, — поправился парень и перевернул страничку. — Мирный договор был подписан в Тарту второго февраля тысяча девятьсот двадцатого года в два часа ночи. Рано утром зазвонил телефон и в квартире Ленина в Кремле, и по прямому проводу ему сообщили о благополучном исходе переговоров.
Мирный договор и Ленин… Непонятно, конечно, но по тому, с каким интересом слушали Антс и Сесси и остальные, Король догадался, что присутствует на собрании исключительной важности. Он был горд; к нему такие взрослые люди относятся с доверием.
Худенькому, веснушчатому, востроносому пареньку надоело читать брошюру, ему, вероятно, показалось, что хотя и слушают все внимательно, но словно заставляют себя и дается это всем трудно, да и утомительно читать, слова сложные, терминология. Он, глядя в брошюру, стал рассказывать содержание своими словами, зная его, по-видимому, наизусть.
— Ленин-то считал, что этот договор с Эстонией — самая большая победа с огромным историческим значением. Ведь на эстонцев кто только не давил… И Колчак и Антанта. Чтобы не пошли мы на мир с большевиками. Но никто нас как самостоятельных, то есть страну… не признавал. А Ленин один и признавал. В том-то и дело.
Все, кто давил, хотели, чтоб опять в России был царь, а Эстония опять стала частью России… Троцкисты и Ленина уговаривали оккупировать Эстонию, наябедничали, что мы якобы хотим с Юденичем идти на Петроград. Но Ленин не поверил. Он сказал: это необходимо десять раз проверить. Ну а мы увидели, что такое дело, и велели Юденичу оружие сдать. Так Красная Армия без потерь избавилась от опасности под боком Петрограда: в одной только эстонской армии было тогда восемьдесят пять тысяч человек, а еще если и армия Юденича…
Антанта осталась с носом, уже не стало возможным торговать нашим «пушечным мясом». Какая-то невидимая невооруженным глазом величина — Эстония перечеркнула планы европейских политиков. Ленин-то сообразил, что интересы эстонцев не совпадут с интересами международного империализма, эстонцы уже почувствовали на своей шкуре лапу Антанты и успели сообразить, что в сравнении с Антантой большевики если и не союзники, то более достойны доверия как соседи, чем империалисты. Заставляя эстонцев плечом к плечу с белогвардейцами сражаться, они только усилили их желание выпутаться из войны с целой шкурой.
Буржуазные эстонские политики, правда, объяснялись с империалистами в таком духе: мир мы подписали, чтобы не перестреливаться, но здороваться-то мы с большевиками все равно не будем. Так или иначе, а благодаря стараниям ленинских делегатов в Тарту второго февраля тысяча девятьсот двадцатого года был подписан мирный договор между нашими странами…
Сесси и ее друзьям нравилось ходить в гости к Королю, и он догадался, что главным образом из-за возможности пообщаться изолированно от всех и именно в своем кругу. Он не сумел вникнуть в смысл однажды сказанного Антсом о ком-то: «…они конечно же смеяться станут, не верят они в это, не поймут…» Нет, не сумел Король эту обмолвку расшифровать, но с этим согласились другие, а Король заключил: у них, Сесси и Антса с их друзьями, особая дружба, и им приятно собираться, чтобы не было посторонних, кто их не понимает, это все равно как Ангелочек с Юханом, которые ходят в молельный дом читать Библию, к ним тоже ходят только те, кто любит читать Библию, но те, кто над Библией смеется, — а Король сам слышал, как насмехался Прийду над богом, — те в молельный дом не ходят. Так он догадался, что ходят ребята к Королю в гости потому, что здесь изолированно и уютно.