Глава XV
В ночь после похорон Алфреда через лес Смолоспуска пробивались к Святому кладбищу трое мужчин и женщина. Они тихо переговаривались явно нетрезвыми голосами.
С другой стороны к нему шли еще трое мужчин, не отвлекаясь на разговоры. И они то и дело прикладывались к дорожной фляге. Кладбище не являлось их целью, оно не было для них местом встречи, конечная цель и у тех и у других располагалась далеко за кладбищем: первая группа во главе с Терезой должна была, миновав его, продолжать свой путь в Тыллусте, а зачем им туда понадобилось, об этом лучше и не гадать; другая же группа, во главе с Сула, встретив в Тыллусте нелицеприятных субъектов, то есть пограничников, решив из-за них немного изменить маршрут следования, добиралась теперь тоже через Смолоспусковый лес, чтобы выбраться на Сухоместовое шоссе, намереваясь по нему двигаться дальше к намеченной цели — в Сухое Место, чтобы оттуда перейти по льду пролив; одним словом, эти люди стремились на Большую землю. И той и другой группе не миновать было одинокого Дома Вороны, мимо которого пролегала единственная дорога в это время, тоже местами уже затопленная весенним половодьем.
Было уже за полночь, когда группа Терезы подоспела к Дому Вороны. Кто-то из них стал прикуривать от зажигалки именно в тот момент, когда они поравнялись с деревянной вороной на столбе. Увидев ее саркастическую ухмылку, подошедшие обратили внимание и на дом; они начали соображать, что это за дом, чья собственность, и кто-то знал, что дом ничейный, что раньше в нем жили какие-то бедняки, сочувствующие, по слухам, красным; даже было известно, будто в немецкое время здесь скрывались от власти люди, за что их, кажется, отсюда и выселили куда-то… В таком случае, решили они еще, чего он тут стоит, этот дом, словно памятник этим негодяям? Поджечь его! К тому же темно, совсем не видна дорога под ногами и сколько им еще эту мокроту месить?!
Женщина известила, что осталось уже немного до кладбища, но чтобы не было темно — она вмиг все организует, осветит им дорогу аж до самого кладбища, и будет светло, как днем. Она подбежала к крыльцу и крикнула:
— Киньте спички! Освещу — светлее не бывает.
— Брось, Тереза, дурака валять! — сказал кто-то.
Еще сказали, что их ждут более стоящие дела, но кто-то уже бросил ей спички, и она разожгла подобранную сухую сосновую ветку и уже, приподнявшись на цыпочках, подержала ее, горящую, некоторое время под стрехой, соломенные торцы сразу взялись, огонь весело разбежался, забираясь все выше, захватывая чердак.
— О-ля-ля! — восторженно вскричала Тереза, мужчины одобрительно гоготали, достали фляги, пустили по кругу. Они, собственно, никого не боялись, хотя для них время было опасное. Но здесь… Это место в стороне, лесное, да и ночь глубокая на дворе. А Тереза, удалая душа, хлопала в ладоши, глядя, как огонь разгорался все сильнее. Она чувствовала себя в своей стихии, ее переполняло это чувство, — она живет!
В Розвальнях на хуторе Ореха у нее старая мать, хотя не то чтобы очень старая, но вся ее жизнь — корова и поросята, куры и гуси… Отца унесла в могилу тяжелая крестьянская работа. У Терезы же никогда не лежала душа к крестьянскому быту: размеренная, тихая жизнь на земле в кустах орешника да можжевельника, ничего никогда не случается, и сколько она себя помнила — все тот же перезвон коровьих колокольчиков на пастбище, а в мире в это время столько происходило интересного, которое ей лишь изредка удавалось увидеть в кино, когда находила время выбраться в город. А любовь!..
Это, конечно, главное. Этого она хотела, чтобы было не хуже, чем как в кино. Был у нее один… романтик, она ему верила, как Богу, — ушел, паразит, к другой. Тереза в благодарность организовала ему пьянку и отравила грибами. Умер этот предатель в городской больнице. Ее не подозревали. Жестоко? Она считала так: неверно судачат бабы, будто виновата сама женщина, если муж или любовник уходит к другой во всяком случае, с нею-то было не так: она его отравила в утверждении, что не лазь, не хватай того, чем дорожить не собираешься, не бери чужое, чтобы лишь пользоваться, а затем бросить. Она — не вещь! Коровы и колокольчики, кусты разные, навоз — пусть это ее окружение, не она это себе выбирала, но во всем этом живет она — человек, с ее живою душою. Единственно, чего она боялась тогда, что он ей во сне станет являться, — нет же, даже во сне, подлец, не показывался.
Потом, с Рууди, когда убивали, она уже думала так: не явился один — не появятся и другие. Но теперь она решила проследить, чтобы Рууди оказался у нее… последним. А ведь тоже вертлявый тип, хотя в смелости ему не откажешь. Пока что она ему нужна, у него достаточно злости, твердости же не всегда хватает. Она его знала еще с детства, но раньше он как-то не привлекал. Когда же он сбежал из тюрьмы… Теперь они крепко связаны делами, уже многое стряслось с тех пор, теперь суждено им быть вместе до конца… любого конца.