На самом деле это было хотя и так, но совсем иначе. Русские там, разумеется, были, но наступали части эстонского корпуса, того самого, который, хорошо или плохо (как в своё время рассказывал об этом Хуго), собирали в Челябинской области, сконцентрировался в учебном лагере при Чебаркуле. Из этого корпуса тоже немало людей переходили на сторону немцев по вполне объяснимым причинам. К концу войны, по мере того, чем больше немцы героически отступали, а советские войска наступали, продвигаясь на запад, корпус наконец окончательно сформировался и в сознательном отношении к войне и теперь энергично сражался за очередное освобождение республики.
То же самое можно сказать и про отступающую колонну, которую встретили Майстер со своими камрадами: здесь тоже были бойцы той же национальности, что и в эстонском корпусе, только здесь остатки эстонского легиона, известного тем, что долго обучались в Германии, — в частности, эстонской бригады, которую не так давно помпезно провожали на фронт; в составе последнего, вероятно, должен был находиться теперь и Хуго, попавший в плен к немцам, а затем отправленный на фронт.
Так что и в том, и в другом войске ругательства да проклятья разносились на одном и том же языке древних эстов. Конечно, как среди наступавших на пятки отступающим были русские, так и среди отступавших были немцы.
Остатки легионеров двигались небыстро, хотя гренадеры шагали в хорошем темпе, у них было довольно оснований для спешки: никто не мог знать, как долго продержатся одни эстонцы с чистой душой против других, с такой же душой. Отступающим была поставлена задача: достичь полуострова Сырве и занять там оборонительные позиции вместе с тамошними частями самообороны и немецкого гарнизона — последние оборонительные рубежи. Больше отступать некуда, можно или утопиться в море, пасть в бою или сдаться. В таком же положении, как известно, находились в сорок первом и сталинские освободители. Хотя тогда ещё среди них, в отличие от сегодня, эстонцев почти не было. Но тоже красным войскам тогда с полуострова Сырве отступать было некуда. Сейчас позиции поменялись.
Во главе отступающей колонны ехали тоже на «виллисе» командиры, присутствовали и два немецких оберста. Майор Майстер вышел из машины и, стукнув каблуками — «Хайль Гитлер!» — доложил обстановку, которую и сам не знал. Им приказали присоединиться к колонне. А уже светало…
Дальше колонна маршировала через Лесную Деревню, через деревни Выхма, Чёрная Нога, Пировалово, Кишмя Лягушки, Поселковую, а после Новой Деревни дорога, которой они шли, причём шли с трудом, то и дело ремонтируя настилы небольших мостков, вытаскивая где-нибудь застрявшую пушку, соединилась с основной, по которой в это время маршевым шагом, в полном боевом порядке двигалась ещё одна часть эстонского легиона наполовину с немецкими гренадерами. Обе колонны, соединившись, продолжали продвигаться в направлении Сырве, до последнего намеченного рубежа немецкой обороны оставалось совсем немного, может быть, километров двадцать. Уже приближалась деревня Техумарди у моря, отсюда в ясную погоду хорошо просматривалась Абрука.
Майстер дремал, привалившись к дверце «виллиса», который медленно тащился в «шаг» с солдатами. Сумерки сгустились; тучи на небе поредели, засверкала эта первая звезда… как её? Венера, что ли? Сириус? Одним словом — Майстер не звездочёт, — та, которая всегда раньше других торчит на небосводе.
Впереди «виллиса» маршировали легионеры. За легионерами следовала машина с немецкими оберстами и майором из эстов, затем опять шли легионеры, за ними танкетки, броневички, пушки, грузовики с ранеными, и опять легионеры. Техника от колонны не отрывалась по приказу командования, наверное, того эста, майора, а впрочем, Майстер точно и не установил, кто тут у них командует, ему это всё равно, потому что ему было буквально на всё наплевать, тем более что всё время в нём нарастало раздражение.
Прежде всего на самого себя, за то, что не прихватил и вторую бутылку ликёра со стола в доме Алфреда — о, нельзя было всё-таки терять головы! Его подмывало приказать, чтобы повернули в сторону Журавлей, отсюда наверняка не более получаса езды до Закатной улицы, зачем же оставлять ликёр неизвестно кому? Но… Нельзя терять головы: также неизвестно, кто сейчас в городе. А раздражение от этого стало ещё больше: где-то стоит бутылка с ликёром…
А где эта чёртова деревня Анзекюла? «Последняя линия обороны!» А потом? Придёт корабль? Пришлёт лодки? Кто их пришлёт? Все удирают, спасают свою шкуру — и военные и гражданские. И пропадёшь тут с этим сбродом… «Последняя линия… Плечом к плечу, как в Сталинграде, и знамя чтобы на самую высокую ёлку… чтобы Германия жила…»