…..Вечером к нам в гостиницу приходят шесть научных сотрудников опытной станции: их интересуют многочисленные вопросы, относящиеся к генетике и растениеводству. Гости садятся на татами, подогнув ноги, им подают чай и сладости. Беседа затягивается до поздней ночи. Расставаясь, мы обмениваемся адресами.
На следующий день выезжаем в Мисима. Из Окицу всего час езды поездом. Едем мимо маленьких городов и деревень. Повсюду видны поля, засеянные рисом и овощами. Голых полей нет, везде зелено. Здесь район чайных плантаций. Чайные кусты очень низкие, они кажутся прилипшими к земле. Кусты подстрижены, как газоны. У многих усадеб чайные кусты высажены бордюром по краям участка. Посевы риса перемежаются с овощными, бобовыми, колокассией; лозы виноградника, как и ветви персика, инжира, поддерживаются решетчатыми подставками. Невдалеке горы, с противоположной стороны — берег океана. Проезжаем строящиеся дамбы от приливных волн. Гигантские железобетонные надолбы из четырехконечных толстых звезд. Человек, стоящий у такой звезды, кажется крохотным. Есть надолбы и поменьше — они просовываются в щель между конечностями звезды. Очевидно, волны, ударяясь в округлые поверхности, меньше разрушают такие надолбы, чем аналогичные, но пирамидальной формы.
Вот и Мисима. Небольшой городок. Нас встречают, и мы на двух машинах едем в национальный институт генетики имени Кихара.
Имя академика Хитоси Кихара известно всем биологам и растениеводам мира. Его блестящие исследования по разгадке природы мягкой пшеницы и получению бессемянного арбуза являются примером безграничных возможностей, заложенных в генетике растений. Быть в Японии и не встретиться с Кихара было бы непростительно. Сведений о его внешности у меня не было, и я знал только, что ему 72 года. Подъезжая к институту, я просил Н. Корсакова фотографировать всех пожилых людей. От Кобаяси, которому я прожужжал все уши просьбой устроить мне встречу с Кихара. я узнал, что если встреча и состоится, то она будет короткой, так как академик чрезвычайно Занят.
Мы въезжаем в открытые ворота и останавливаемся у подъезда нового, вытянутого по фронту трехэтажного здания института. У входа стоит стройный среднего возраста человек с черными, едва седеющими волосами. Несмотря на жару, он в костюме и при галстуке. Я думал, что это один из сотрудников института. Каково же было мое удивление, когда он, крепко пожимая мне руку, представился! Оказалось, что это и есть профессор Кихара, директор созданного им в 1949 году национального института генетики, носящего его имя. Так просто состоялось наше знакомство.
Мы поднимаемся к нему в приемную и усаживаемся в большие мягкие кресла за низким столиком. Приходят его ближайшие помощники — профессора Такэнака, Мацумура и Ока. Кихара составляет и записывает мелом на доске план показа института. Каждому отводится по одному часу, с тем чтобы в течение определенного времени показать основные работы института. Разговор с Кихара ведем на английском языке, и это облегчает взаимопонимание.
Нас угощают виноградом, персиками и, конечно, бессемянным арбузом, о котором я уже упоминал. Я спрашиваю профессора Кихара, каким образом он в свои годы сумел сохранить не только внешнюю молодость, но и неутомимую энергию в работе. Хитро прищурившись, он говорит, что всячески нарушал советы врачей.
— Мало того, добавляет он, — недавно я был в США, и там мне долго пришлось убеждать ученых, незнакомых со мной, что я не сын Кихара, а сам Кихара.
Ученый показывает книги, подаренные ему на память о пребывании в СССР в 1926 и в 1930 годах, когда он дважды был приглашен к нам академиком Н. И. Вавиловым — директором Всесоюзного института растениеводства. Впечатление о Н. И. Вавилове было настолько сильным, что он рассказывает о встрече как о недавней.
Пока остальные говорят на общие темы, он приглашает меня к себе в уютный кабинет и-рассказывает о грандиозной экспедиции, которую он совершил в 1956 году в Пакистан, Афганистан и Иран. Он показывает карту маршрута экспедиции и рассказывает о и® лях ее в связи с проблемами, стоящими перед генетиками и растениеводами всего мира.
— Дело в том, — сказал Кихара, — что среди десятков тысяч сортов мягкой пшеницы нет высокозимостойких, засухоустойчивых, устойчивых к многочисленным заболеваниям, скороспелых, с достаточным количеством клейковины. Природа, создав тетраплоидные и гексаплоидные виды пшениц, не дала им тех качеств, в которых остро нуждается человек. Нам нужно, использовав имеющиеся под руками современные методы генетики и цитологии, синтезировать вновь мягкую пшеницу, придав ей такие признаки, от которых урожайность может утроиться. Задача эта настолько же важная, насколько и трудная, но время не ждет, и к ее решению надо приступить незамедлительно. Давно замечено, — продолжает профессор, — что ареалы диких пшениц и рола Aegllops совпадают и. что удивительно, количество видов Triitcum и Aegilops почти одинаковое, но еще более поразительно, что хромосомные ряды у этих родов также одинаковы. Как известно, в познании fregilops большую роль. сыграл П. М. Жуковский, опубликовавший в 1928 году полную монографию этого рода.
Было высказано предположение, что если бы прародители гексаплоидных пшениц были одними из тетраплоидных пшениц, такими, как Т. dicoccoides, Т. dicoccim, Т. persicum и т. п., то тогда не могло бы быть сомнения, что гексаплоидная пшеница произошла в результате естественной гибридизации именно в тех местах, где имеет наибольшее распространение Aegilops. Этот вывод подкрепляется нашими ранними работами (1944 года), а также Мак-Фадденом и Сирсом, независимо друг от друга подтвердившими, что гексаплоидная пшеница является аллополиплоидом. происшедшим в результате гибридизации между Т. dicoccoides с формулой генома ААВВ и Ае. squarrosa (геном ДД). Полученная пшеница морфологически была похожа на Т. spelta, но с ломким колосом, как у Ае. squarrosa. Таким образом, у нас не было сомнений, что первичной гексаплоидной пшеницей была спельта. Тогда мы выдвинули гипотезу, что поскольку центр происхождения мягких пшениц, по Н. И. Вавилову, находится в Афганистане, то местами наибольшей концентрации Aegilops должны были быть Передняя Азия и Закавказье.
И вот наступило долгожданное время, когда в 1955 году Киотоский университет, где я работал в то время, организовал научную экспедицию в Каракорум и Гиндукуш с целью ботанического, геологического и антропологического изучения этих малоисследованных мест. Я возглавил часть экспедиции и вместе с ботаниками Китамура и Ямасита направился на поиски пшениц, эгилопсов в Пакистан, Афганистан и Иран.
Профессор Кихара провел указкой по ниточке дорог и продолжал свой интересный рассказ:
— Как видите, мы обследовали Кветту. Кабул. Майману. Тегеран, Исфахан. Гоэган, Пехлеви и Тебриз, пройдя свыше шести тысяч километров. Во всех местах, кроме Исфахана, мы собрали огромное количество образцов семян Triticum и Aegilops, Следует указать, что мы нашли восемь эгилопсов, а именно — Ае. squarrosa, crassa (4х и 6х), cilindrica, trincialis, triaristata, columinoris, juvenalis и umbcllulata. Любопытна, что в 105 местах обитания Ае, squarrosa установлено 176 внутривидовых форм, что свидетельствовало о его полиморфизме. Ае. squarrosa повсеместно встречался в посевах пшениц. Среди них было обнаружено огромное количество форм с длинным колосом, с округлыми зерновками, скороспелых, высокоустойчивых к ржавчине, яровых, озимых и т. п.