— Конечно, чрезвычайно странно, что дверь в квартиру была не заперта. Насколько я помню, Марксель Геннадьевич всегда запирал её за очередным посетителем. Не представляю себе, что такого особенного мог сказать ему Николай Фёдорович. Наверняка он вообще отказался обсуждать с ним свои отношения… с дамой. (Финстер, не вставая с кресла, любезно поклонился Вере.) Да и Вере Михайловне он то и дело говорил, что не может узаконить с ней отношения, так как он человек без паспорта. Ведь правда, Вера Михайловна?
Вера только беспомощно кивнула. Она явно предоставила говорить за себя своему адвокату. Финстер продолжал:
— К тому же я очень сомневаюсь, что Марксель Геннадьевич мог быть способен на самоубийство даже из-за такой очаровательной женщины, как Вера Михайловна, Вероятнее другое: Марксель Геннадьевич попытался устранить того, кто встал ему поперёк дороги…
— Вы хотите сказать, — начал было Анатолий Зайцев, но Финстер прервал его;
— Да, да. Допускаю, что Николай Фёдорович Макарьев убит по заказу Маркселя Геннадьевича.
Вера содрогнулась и закрыла лицо руками.
— Какой добросовестный киллер, — иронически отозвался Анатолий. — Выполнил заказ после смерти заказчика…
— У киллера мог быть свой интерес. А так он сделал за деньги то, что намеревался сделать, так сказать, бесплатно.
— Кого вы имеете в виду? — спросил Анатолий.
— Отвечу вам на вопрос вопросом. Кличка «Капсюль», кликуха, как они говорят, вам ничего не говорит?
— Я жду, что скажете вы, раз уж вы об этом заговорили, — ответил Анатолий.
— Вы ещё услышите кликуху «Капсюль», если вы не слышали её в связи со многими заказными убийствами.
— А как его настоящее имя?
— Скажем, я не знаю. Предоставляю выяснить это вам, — многозначительно улыбнулся Финстер.
— И какое отношение этот Капсюль имеет к самоубийству господина С'тожарова?
— Не исключаю, что самое прямое. Капсюль был следующим посетителем после Николая Фёдоровича, за которым Марксель Геннадьевич, как водится, закрыл дверь, чтобы сразу же или почти срезу открыть её Капсюлю.
— И зачем же респектабельному банкиру понадобился наёмный киллер? — спросил Зайцев.
— Ваши подозрения основательны. (Анатолию показалось, что Финстер ему подмигнул.) Чтобы уладить дело с Макарьевым после того, как тот отказался выйти из игры на условиях, предложенных Маркселем Геннадьевичем, не пожелал даже обсудить эти условия. По-видимому, Марксель Геннадьевич предполагал что-то подобное и заранее пригласил Капсюля.
— Он знал, кого приглашает?
— Определённо знал. Капсюль — известный человек в деловых кругах. Открытым остаётся вопрос, знал ли Марксель Геннадьевич об отношениях Капсюля с Верой Михайловной… то есть, лучше сказать к Вере Михайловне…
— А были такие отношения, Вера Михайловна? — обратился Анатолий Зайцев к Вере.
Вера, опустив глаза, молчала. Финстер продолжал:
— Вера Михайловна предпочла бы, чтобы о таких вещах говорил её адвокат. Поймите, она произвела впечатление не только на Маркселя Геннадьевича. Ещё до него Капсюль увидел Веру Михайловну по месту её тогдашней работы… скажем, на сцене и обратился к ней с определёнными предложениями, которые она отклонила. Тогда Капсюль заверил Веру Михайловну (извините невольный каламбур), что убьёт каждого, кто сблизится с ней или, скажем, даже к ней приблизится…
— Вы говорили об этой угрозе вашему мужу, Вера Михайловна? — спросил Зайцев.
Финстер не дал ответить:
— Вера Михайловна не является обвиняемой, и предоставила говорить своему адвокату. Она не знала о том, что Марксель Геннадьевич намерен встретиться с Николаем Фёдоровичем, не говоря уже о встрече с Капсюлем. Думаю, что Марксель Геннадьевич не знал, как он рискует, а может быть, и знал, но он был в некотором смятении. И тут, вы представляете себе, вдруг он узнаёт, что Капсюль знал Веру Михайловну раньше, и знал ближе, чем это было в действительности. Капсюль даёт ему совет: написать предсмертное письмо…
— То самое письмо? — вроде бы удивился Зайцев.
— Именно, — подтвердил Финстер. — Конечно, не для того, чтобы действительно кончать самоубийством. Письмо Маркселя Геннадьевича должно было попасть на глаза Вере Михайловне, вернее всего, через меня, и, по всей вероятности, Вера Михайловна, прочитав такое письмо, сама прервала бы отношения с Николаем Фёдоровичем и отказалась бы возбуждать дело о разводе. Так ведь, Вера Михайловна?
Вера через силу кивнула.
— И письмо было тут же написано. Может быть, Капсюль его и продиктовал. Кстати, не кажется ли вам тон письма несколько нарочитым, наигранным? «В смерти моей прошу никого не винить, кроме моей любви к моей жене Верочке…» Слишком уж трогательно для Маркселя Геннадьевича, насколько я его знал. Но Капсюль и на этом не остановился. Тоном специалиста по таким делам он предостерёг своего собеседника. Его состояние таково, что ему грозит смертельная опасность. Понимаете, как двусмысленно в данном случае слово «состояние»? Ради такого состояния даже Мокруша пойдёт, в конце концов, на мокрое дело. Да и сама Верочка… Не обольщается же он, ради чего она за него пошла. Так или иначе, Марксель должен быть вооружён. Его собственный пистолет устарелой конструкции, И Капсюль предложил ему пистолет новейшей усовершенствованной конструкции, такой, как у него самого, но совсем новый, в специальном футляре. Капсюль посоветовал ему открыть футляр, взять пистолет в руки, подержать его одно удовольствие. Марксель Геннадьевич так и поступил. К тому времени предсмертное письмо уже было написано, подписано, положено на видное место под стекло. Тут Капсюль улучил момент и выстрелил Маркселю Геннадьевичу в висок, пока тот ещё держал пистолет в руке.
— Но ведь в пистолете, валявшемся рядом с креслом, в котором вы сидите, не было одной пули, — сказал Анатолий Зайцев.
— Эту пулю Капсюль вынул заранее, а потом положил пистолет обратно в футляр. Может быть, он даже выстрелил из него один раз, надев предварительно перчатки, так что его пальцы отпечатков не оставили.
— А потом?
— Потом он просто ушёл. Дверь в квартиру, естественно, осталась открытой. Если бы я пришёл на несколько минут раньше, я бы застал его на месте преступления, а приди я ещё раньше, Марксель Геннадьевич остался бы жив. Но Марксель Геннадьевич ценил в людях пунктуальность.
— Но если бы вы пришли раньше, вы тоже могли быть убиты.
— Пожалуй, Но всё это не более чем предположения.
— А убийство Макарьева?
— Ну, это проще простого. Капсюлю пришлось поискать его, не то он убил бы его в тот же день. Но так или иначе, он нашёл его, предложил подвезти на урок, и когда Макарьев сел к нему в машину, попросил почитать «Фауста». А для Николая Фёдоровича читать «Фауста» — всё равно что для глухаря токовать. Мне так и представляется: Николай Фёдорович произносит заключительный мистический хор, ничего не видит, ничего не слышит, произносит слово «ewig» в предпоследней строке, a «weibliche» сказать уже не успевает: Капсюль прострелил ему висок.
— Но теперь ведь опасность грозит вам? — внезапно спросил Аверьян, до сих пор молчавший. — Ведь вы, как вы сказали, сблизились… приблизились к Вере Михайловне.
— Ради неё я готов подвергнуться любой опасности, — торжественно заявил Финстер.
— Но вы вооружены надлежащим образом? Позвольте взглянуть на ваш пистолет, — потребовал Аверьян. С некоторой неохотой Финстер протянул ему свой пистолет.
— Да, это тот самый пистолет, — сказал Аверьян, крепко сжимая рукоятку.
— Той же самой системы, — поправил его Финстер.
— Похоже, тот самый. И даже не хватает двух пуль. Одну получил Марксель, другую Николай. Вы даже не потрудились перезарядить пистолет.
— Вы шутите, батюшка, — выдавил из себя Финстер.
— С вами шутки плохи. Вы слишком увлеклись. Вы описали убийство Стожарова и убийство Макарьева, как будто вы присутствовали при этих убийствах, а присутствовать при них мог только сам убийца.