Но это не значило, что можно было работать спокойно. В ЦСКА была высокая конкуренция. Функционально все были готовы лучше, чем хоккеисты из других команд. Тренировки на льду проходили живо, на одном дыхании. Тарасов готовился к каждому занятию и внимательно следил за тем, как хоккеисты выполняют то или иное задание. Он строго спрашивал, почему своевременно не отдал пас, почему покатился не на ворота, а стал объезжать их, почему после потери шайбы сразу не включился в работу.
На сборах «семечки не грызли», и в Архангельском, на армейской базе, режим был плотный. На льду тренировки были максимально приближенными к играм. Анатолий Владимирович требовал самоотдачи, жесткости. Вот и сталкивался я, например, с Александром Рагулиным, шел в корпус, клюшкой цеплял. И он не просто посылал меня куда подальше, а разбирался со мной, как с игроком соперника. Александр Павлович об этих единоборствах говорил так: «Бывало, прижму тебя к борту — дышать нечем, кости трещат. Но терпишь».
Даже когда Тарасов куда-нибудь уезжал, то непременно давал хоккеистам какие-то задания или мягко так рекомендовал, например, вечерком покататься на замерзшем пруду. Был один случай, еще до моего прихода, он отправил в СКА МВО (Калинин) довольно перспективного хоккеиста, который просто прогулялся вокруг пруда.
Постоянно нужно было оставаться начеку. В общем, если выживешь в этих условиях, то играешь. И в самих матчах, если кто-то делал что-то не так, как коршуны, налетали партнеры — «напихивали» по полной программе. В ЦСКА почти все были максималистами, игроками с высочайшей мотивацией.
В сумме мастерства армейцы всегда были лидерами, даже когда уступали первенство. Тактика игры в лучших традициях советской школы была сориентирована на атаку, ЦСКА никогда не сваливался на действия от обороны.
Нам в этом смысле помогла игра с Александровым, он чувствовал позицию и всегда, если я или Володя открывались, делал точные пасы. У него, кроме всего прочего, были, как говорят в хоккее, удивительные руки. Сделать передачу он умел мягко, шайбу было легко принимать. Вениамин и сам атаковал ворота блестяще, имел хороший кистевой бросок, обладал голевым' чутьем. Мы учились играть у него. Но были и некоторые проблемы. Мы с Петровым рвались вперед. А Александров, привыкший к иной манере с Локтевым и Альметовым, должен был к нам приспосабливаться. Он не тянул одеяло на себя, заботясь, в первую очередь, о нас. Я до сих пор с волнением вспоминаю дядю Веню, человека доброго, отзывчивого и — Мастера. Мы так и называли его — гроссмейстер или академик.
Мы, играя с ним, лишний раз убедились в том, какой великой была альметовская тройка. В ней вообще не было ярко выраженного лидера, каждый выполнял свою работу на высочайшем уровне. И качество Тарасова как тренера проявилось в том, что он сумел из трех звезд, вокруг которых надо было бы строить несколько троек, создать одно мощное звено. Анатолий Владимирович вообще отличался видением человека, спортсмена. Бывало, казалось, несовместимые игроки успешно действовали в единой компании. Причем это относится не только к ЦСКА. Тарасов удачно «подставлял» в различные звенья, например, Мишакова, вместе с Чернышевым они грамотно выбирали, с кем должен сыграть Саша Мальцев. Собственно, с ним и Виктором Якушевым все было несложно. Оба с их талантом вписывались в любые сочетания.
Тарасов так и говорил: «Вам не обязательно ходить по базе в обнимку, но необходимо понимать друг друга на льду». Тем не менее он внимательно следил за нашими взаимоотношениями, зная, как они влияют на саму игру. Вне всякого сомнения, в том, что мы с Володей заиграли, есть немалый вклад Александрова. Ведь с его помощью я забросил в чемпионате 1967–1968 годов 29 шайб, поделил 5-7-е места в споре бомбардиров с Виктором Полупановым и Владимиром Викуловым. В то время они играли вместе с Фирсовым. Это было потрясающее звено! Как и ожидалось, Анатолий Тарасов не ошибся, планируя, что оно заменит тройку Альметова. Собственно, в этом был дар видения игрока Тарасовым.
Анатолий Фирсов был фигурой мирового масштаба. Наши судьбы, если говорить о молодости, в чем-то похожи. Он был старше меня на три года. И значит, росли мы примерно в одно время. Анатолий Васильевич рано окунулся во взрослую жизнь. Отец погиб на войне, матери приходилось воспитывать его, брата и сестру. И в 15 лет Фирсов пошел работать. Рано, в 18 лет, женился. Не до компаний было, когда надо было содержать семью, матери помогать.
Фирсов был и остается в памяти как ярчайшая личность. Причем, став звездой, он оставался требовательным к себе. Я знаю, что он постоянно подходил к Тарасову и просил придумать для него какое-нибудь новое упражнение. И тот, сидя вместе ним над макетом, придумывал какие-то варианты для него и звена в целом.
Анатолия порой трудно было прогнать со льда. Даже на чемпионатах мира он пытался сыграть в своем отрезке подольше. По мнению многих, наиболее ярким получился у него сезон 1966–1967 годов. На чемпионате мира 121 журналист из 122 признали его лучшим игроком. И тогда же он забросил, возможно, одну из самых неожиданных шайб в хоккее. В матче с канадцами Толя, уезжая на смену, от синей линии, прямо от борта, находясь спиной к площадке, подцепил шайбу, и та, как говорят в футболе, «свечой» полетела в сторону ворот Сета Мартина. Тот был закрыт игроками и на всякий случай опустился на колени, но шайба попала в перчатку защитнику Джеку Боунессу, который в прыжке пытался ее перехватить, и опустилась в ворота.
Анатолий многое сделал первым. Он стал играть с загнутым крюком клюшки. В 1963-м освоил прием «клюшка-конек-клюшка», его начали ставить в большинстве четвертым нападающим, наконец, щелчок у него был лучшим в Европе. То, что он Личность, Фирсов доказал еще раз после завершения карьеры. У него не сложилась тренерская деятельность. И Анатолий нашел в себе силы заняться работой с детьми в обычном клубе по месту жительства, затем стал народным депутатом СССР, несколько лет трудился в Швейцарии.
И в жизни Фирсов был человеком ответственным, порядочным, прекрасным семьянином. Он был влюблен в свою жену, не мыслил себя без нее. И когда она умерла, три месяца ежедневно часами просиживал на кладбище. И у него не выдержало сердце.
Безусловно, талантливыми были и его партнеры. Виктор Полупанов — габаритный центрфорвард прекрасно катался на коньках, смело вступал в единоборства. Владимир Викулов отличался высокой техникой, видением площадки, он довольно часто находил нестандартные решения в атаке, и нейтрализовать его было сложно.
Я с огромным уважением относился ко всем хоккеистам. И к своим партнерам тем более. Внимательно следил за их игрой и, что называется, впитал в себя армейский дух. Второй год пребывания в ЦСКА стал для меня особенным. Вскоре после старта чемпионата получил травму Александров. И Тарасов неожиданно вызвал из Чебаркуля Валерия Харламова и Александра Гусева. К Петрову и мне на левый фланг Валерия поставил Анатолий Владимирович на довольно сложный матч в гостях против горьковского «Торпедо». Тройка сыграла успешно, в целом прибавила в движении, стала действовать острее. Единственный гол, принесший ЦСКА победу в Горьком, был на нашем счету. Но это не самое главное. Думается, даже Анатолий Тарасов не ожидал, что с первых же минут игры мы найдем с Валерием общий язык. Потом армейские хоккеисты говорили, что были приятно удивлены тем, что втроем мы играли столь слаженно, как будто давно тренировались и выступали вместе. Безусловно, получалось не все. И как-то в свободное время, поехав на шашлыки в Красногорск, где жил Володя Петров, мы договорились, что пас будут отдавать только вперед, ибо нельзя было тормозить атаку. Конечно, так получалось не всегда. Но мы друг другу не трепали нервы упреками.