День снова выдался погожий, и Ван сказал, что наверняка будут какие-то развлечения на свежем воздухе.
— Какие, Ван?
— Все как обычно. Спортивные игры да песни. Малыши расскажут пару стихов и, может, покажут незатейливую сценку.
Гвинет довольно улыбнулась. Ей пришло в голову, что так должна чувствовать себя любая мать, которая гордится своим ребенком и надеется, что он окажется самым лучшим и самым сообразительным. Она даже представить себе не могла, как ей удастся удержаться от того, чтобы не схватить Тоби на руки и не зацеловать его при всех.
Но для начала ей хотелось хотя бы просто поглядеть на него. Гвинет наслаждалась каждым мгновением этой поездки, с каждой милей она была все ближе и ближе к своей кровиночке. Ей не хотелось говорить ни о чем, кроме Тоби, но муж не должен был знать об этом.
— Я вчера позвонил Пауле, и она дала мне номер этого парня. Я поговорил с ним, — заметил Ван.
— Правда? — Гвинет с трудом оторвалась от мыслей о сыне. — И на чем вы остановились?
— Мы встретимся с ним в четверг за обедом в клубе.
— Это хорошо. Я очень рада. Ну и как он тебе?
— Довольно мил. По голосу можно сказать, что образован. Насколько я понял, очень рад нашей встрече. Кажется, он художник.
Беспричинное беспокойство сжало холодными лапами сердце Гвинет.
— Художник? И как же его зовут?
Она задрожала от ужасного предчувствия, и за мгновение до того, как муж ответил ей, она уже знала, что он скажет.
— Теренс Миркирк. Довольно витиевато, но мы же не выбираем себе имена.
Глава 5
Шок был настолько сильным, что на какие-то доли секунды Гвинет показалось, что она не сможет сдержаться и закричит. Но испуганный взгляд, брошенный на ничего не подозревающего мужа, сказал ей, что Гвинет ничем не выдала себя. Мир не рухнул, все осталось по-прежнему.
Терри восстал из прошлого, как птица Феникс. Теперь вся ее жизнь была под угрозой, закачались самые основы мироздания, как и в ту ужасную ночь, когда она окончательно поняла, что беременна Тоби. Но солнце все так же светило с небес, автомобиль весело бежал по дороге, а Ван сидел рядом, спокойно положив руки на руль.
«Что же делать? — спрашивала себя Гвинет. — Как поступить, как оградить и себя и Паулу?» Не могла же она позволить, чтобы Паула ходила по лезвию ножа, хотя при этом и умирала от счастья.
И почему только она сразу не спросила у кузины имя ее обожателя? И тогда вместо того, чтобы так по-дурацки поощрять это дело и совать голову в петлю, можно было бы пресечь его на корню.
Но как Гвинет могла положить этому конец? И более того, как вести себя теперь, когда она сама все настолько усложнила? Даже откажись она поддержать Паулу, даже если ей удастся под каким-нибудь благовидным предлогом уговорить Вана не встречаться с этим человеком, что тогда? Это значит — отдать Паулу на милость Терри, а он-то уж знает, как воспользоваться расположением девушки.
Внезапно она почувствовала, что автомобиль сбросил скорость и остановился.
— Гвинет, ты такая бледная. Тебе плохо, малыш?
Она с трудом открыла глаза и слабо улыбнулась мужу:
— Просто голова разболелась. Ничего такого.
— Может, не поедешь? Нет никакой необходимости, вдруг на жаре тебе станет еще хуже? — обнял ее Ван.
— Мы должны! — резко вскрикнула Гвинет и уткнулась лицом в плечо мужа. Несчастья сыпались на ее голову одно за другим, и не было никакой возможности противостоять им.
Ей этого не вынести. Она даже решила рассказать обо всем мужу — так убийца иногда предпочитает сознаться сразу, чем всю оставшуюся жизнь скрываться от правосудия и прислушиваться к шагам.
Но его тихое: «Что такое, милая?» — снова пробудило в ней неистовое желание изо всех сил сражаться за свое счастье — за свою жизнь, если на то пошло. Она не могла принести в жертву недели, прожитые с Ваном, недели, когда она поняла, каким нежным и добрым может быть ее муж, как он умеет выказывать свою любовь к ней, его единственной и неповторимой женщине. Если бы только ей удалось избежать краха, тогда вся оставшаяся жизнь была бы такой же. Она должна продолжать сражение несмотря на то, что надежда так мала, ведь «мало» не значит «нет».
И, подняв голову, Гвинет нашла в себе силы посмотреть в тревожные глаза мужа и улыбнуться ему:
— Все хорошо, правда, Ван. Просто когда ты обнимаешь меня, мне всегда хочется прижаться к тебе и забыть обо всем на свете.
— О, Гвен, милая моя! — с облегчением рассмеялся он, и Гвинет поняла, что он тронут ее словами. — Уверена, что ничего серьезного? Что все обойдется?