— Внизу очень шумно, — говорит она наконец.
А вдруг она думает о том же, о чем я?
Уивер угрюмо кивает.
— Последний раз я устраиваю все это в своем доме, — говорит он.
— Почему? — спрашивает Слоумер.
Он поворачивает голову к двери, где сидит Уивер, и оказывается, что под нижней губой у него начинается чахлая, словно из пуха, бородка. Но и в этом новом положении я все равно не могу разглядеть, что у него не так.
— Почему? — переспрашивает Уивер и странно расширившимися глазами смотрит на Слоумера. — Почему? Потому, что сюда пролезли все городские подонки. Мне это не нравится.
— Они всегда себя так ведут? — невинно спрашивает Слоумер.
В каждом пустяке, который Слоумер говорит или делает, Уиверу чудится подвох, и теперь он старательно обдумывает ответ.
— Мне кажется, да. С ними там член парламента и мэр… Но боюсь, что они не подают остальным благого примера.
Слоумер усмехается, и Уивер немедленно начинает ерзать в кресле, как будто Слоумер неодобрительно ткнул его в ребро своим тонким белым пальцем.
— Вы считаете, что мне не следовало так говорить? — спрашивает Уивер.
— Не следовало? — Слоумер с улыбкой разглядывает Уивера.
— В конце концов, — говорит Уивер, — член парламента не обязательно должен быть лучше других. Ведь все сводится к удобному случаю, а особая проницательность или способности тут ни при чем.
— Я не знаком ни с ним, ни с мэром, — говорит Слоумер, — и меня совершенно не интересует их положение. Если не ошибаюсь, вам как-то предлагали выставить свою кандидатуру… Не помню, от какой партии.
Слоумер доволен, что заставил Уивера высказаться, Уивер краснеет оттого, что попался.
Мне, кажется, лучше помалкивать. Я изучаю миссис Уивер и прикидываю, есть ли у нее под платьем корсет, но, главное, я изучаю Слоумера — жадно, словно пью в жару. Это его забавляет, как все в этой комнате. Его интересует гобелен, хотя он ничего про него не говорит. Миссис Уивер переводит взгляд с гобелена на Слоумера, напрашиваясь на похвалу. А он глядит на меня и на охоту за моей спиной, как будто такое соседство кажется ему нелепым или непристойным.
Я разочарован. Во-первых, миссис Уивер совсем не та. И смотрит она на меня совсем не так, как я, по-моему, смотрю на нее. Я придворный шут, большой глупый шут, над которым все втайне потешаются. И виноваты в этом мои зубы, Меллор, а больше всех — сидящий напротив меня калека, весь вид которого словно говорит, что его уродство — единственная достойная форма человеческого тела. Мне кажется, что в кресле скорчился до времени состарившийся мальчик, и его стариковские глаза, посмеиваясь, следят за ощущениями, которые его наружность вызывает в тех, кто собирался не обращать на нее внимания. Фрак сшит так, чтобы его уродство было незаметно. Вот это первоклассный портной!
— Наш молодой человек начинает скучать, — говорит Слоумер Уиверу. — Конечно, ему нужно общество его сверстников внизу, а не таких усталых стариков, как мы с вами.
— Ну, у меня, во всяком случае, нет желания мешать ему развлекаться в другом месте, — говорит Уивер. — Ради меня ему незачем тут оставаться. А что ты скажешь, дорогая?
Прежде чем она успевает ответить, опять говорит Слоумер:
— Пока он здесь, он вряд ли что-нибудь сломает, не так ли?
— Не думаю, чтобы именно он стал разносить дом на куски, — говорит миссис Уивер.
— Что случилось? — спрашиваю я ее.
— Некоторое время тому назад нам показалось, что кто-то срывает черепицу с крыши, — объясняет она. — Пришлось убедить моего мужа, что он выпил слишком много ершей.
— Вы меня не убедили, — говорит он. — Я по-прежнему думаю, что там кто-то был. Я же отчетливо видел, что с желоба свисало что-то вроде большого мешка… Я только не могу понять, как кто-нибудь сумел туда забраться. — Кажется, ему стало легче от того, что он может пожаловаться на что-то определенное. — Ведь на фасаде нет ни одной целой водосточной трубы.
— Вы себе не представляете, какими настойчивыми становятся люди, когда к ним в кровь попадает капелька алкоголя, — говорит Слоумер. — Я часто спрашивал себя, почему предприниматели вроде вас, Уивер, не используют это обстоятельство. Я склонен думать, что для настоящего преуспевающего промышленника контролируемый алкоголизм — просто необходимость.