Он вернулся слишком поздно, чтобы его заявили в играх на кубок, и в результате, поставив первого хава из дубля, мы проиграли «Уиднесу» и вылетели из розыгрыша. После удачного сезона это оказалось большим разочарованием, и кое-кто был склонен винить Мориса за то, что он слишком долго кочевряжился. В пульке четырех лучших команд мы проиграли в финале. Мы устроили сбор и преподнесли Уиверу серебряную дощечку с перечислением достижений клуба и с подписями. Ни Морис, ни Джордж Уэйд не могли мне объяснить, почему вдруг Уивер выбрал именно этот момент, чтобы переселиться в Торки, однако Джордж был явно встревожен и раза два явился на тренировку без пса. Когда я отправился к Уиверу прощаться, он подарил мне часы.
Как-то утром в субботу я еще раз увидел миссис Хэммонд, когда мы с Морисом направлялись в «Павильон».
Я сказал, чтобы он шел в «Павильон» один, а сам подождал, пока она не поравнялась со мной. Она шла по самому краю тротуара и смотрела на витрины сквозь гущу снующих прохожих.
— Привет, Валли, — сказал я, когда она чуть было не натолкнулась на меня. Она резко повернула голову и пошатнулась. С ней был Йен. Ее лицо стало совсем белым и костлявым — правда, она намазала губы, но неровно, кое-как.
— Привет, Артур, — сказал мальчик, словно мы с ним виделись каждый день. — Мам, это Артур.
Она что-то пробурчала и прошла мимо. Я шагнул за ней.
— Может быть, мы постоим и поговорим?
Она ничего не ответила, и я продолжал идти за ней. Я видел, что она меня узнала и помнит обо мне все.
— Когда на тебе такой костюм? — сказала она. На мне был новый модный костюм.
Йен протянул руку, чтобы потрогать его и сказал:
— Костюм.
— Пойдем выпьем кофе в «Павильоне» наверху, — сказал я.
Она усмехнулась и продолжала пробираться сквозь толпу.
— Мне же все равно, — сказал я. — А уж тебе, должно быть, и подавно.
— Привет, Артур, — сказал Йен. Головенка у него тряслась и подпрыгивала — так быстро тащила его мать.
Люди начали оборачиваться и глядеть вслед нашей процессии.
Мы оказались почти напротив моей квартиры, и, когда она вдруг решила перейти тут улицу, могло показаться, что она направляется именно туда.
Я шел за ней все время, пока она лавировала между машинами, совсем их не замечая. Наверное, ей показалось, что я отстал, или же она просто забыла, что встретила меня, во всяком случае, когда я взял ее за плечо и втолкнул в подъезд, она растерялась.
— Хочешь побывать наверху? — спросил я Йена и, подхватив его на руки, бросился с ним по лестнице.
Он робко и испуганно прижался ко мне, и когда я поставил его на пол, сразу обернулся к двери. Мать позвала его снизу, и он попытался уйти.
Я подвел его к открытому окну и показал ему сверху толпы прохожих и потоки машин. Уличный шум заглушал голос его матери. Йен, открыв рот, смотрел на крыши двухэтажных автобусов, проносившиеся почти рядом с подоконником.
Она встала на пороге и закричала на него.
— Ну, войди и возьми его, — сказал я ей.
Йен начал вырываться и захныкал.
— Если ты его не отпустишь, я позову полицию, — сказала она.
Подождав минуту, она сбежала вниз. Я разжал руки, и Йен кинулся за ней.
— Что она сказала? — спросил Морис, когда я присоединился к нему.
— Ничего.
— Ничего не сказала, малыш?
— Она умерла.
Он поглядел на меня, а потом сказал негромко:
— Не стоит волноваться, Арт.
— Волноваться! — повторил я.
По-видимому, он рассказал про этот эпизод Джудит.(пожалуй, он наблюдал за мной из дверей «Павильона»); во всяком случае, она почти сразу заговорила со мной об этом, когда я в следующий раз зашел к ним в дом.
— Вы часто с ней видитесь? — спросила она с некоторой тревогой.
— Совсем не вижусь, — сказал я, и Джудит больше о ней не заговаривала.
Ширли ползала по ковру на лужайке позади дома, и мы все воскресенье возились с ней.
— Ну, давай, давай, подзаборница! — говорил Морис, и девчушка заливалась смехом. — Да, да, именно ты. Такая-сякая симпатичная подзаборница! — И он щекотал ей животик толстым пальцем.
— Он ее иначе не называет, — пожаловалась мне Джудит.
— Еще немного — и ее бы все так называли, — серьезно сказал Морис. Он начал кататься с дочкой по ковру, держа ее, точно мяч.