Снова засвистели, и официант перевернул хохочущую девушку вверх ногами, – она завизжала. Раздвинув её ноги, он наклонил голову и высунул язык, словно вылизывая её в паху. Снова защелкали фотоаппараты. Поставив, наконец, девушку на землю, официант сложил её вдвое и, засунув её голову между колен, стал лупить её по обтянутым тугими брюками ягодицам. Подмигнув Даниэлю, он оттянул резинку её брюк так, что тот увидел колышущийся под шлепками белый зад. Даниэль отвернулся и отхлебнул пива. Всё шумели и фотографировали, – Даниэль подумал, что и его лицо попадает в кадр, и стал старательно улыбаться.
Полная африканка, соскочив с высокого стула, задрожала в танце всем телом, смеясь и хлопая в ладоши, словно она была в церкви. Её бедра плавно двигались в такт музыки. Она махнула рукой в сторону бара и показала на себя пальцем: ей тоже хотелось на сцену. Официант наконец-то отпустил девушку, предварительно влив в её глотку текилу прямо из бутылки. Она, смеясь и пошатываясь, двинулась в сторону своих смеющихся подруг, сидящих за круглым столиком, – улыбка намертво прилипла к её лицу и была похожа на оскал.
«Почему?» – Даниэль никак не мог понять, зачем веселые и красивые американские девушки идут туда, на сцену, чтобы быть отшлепанными на глазах у публики мускулистым красивым мексиканцем. Он даже хотел спросить об этом у официантов, но передумал. Он смотрел на этих веселящихся людей, мысленно натягивая на их полные тела деловые костюмы и униформы. Он живо представил себе скучные конторские будни, какого-нибудь недовольного похотливого начальника, избалованных клиентов, подстриженные искусственные лужайки Лос-Анджелеса… Они заковали себя кредитными картами, карьерой, учебой и работой; они расслаблялись так, как их научили. Даниэль вновь загрустил, и заказал вторую бутылку пива.
Около террасы стали крутиться на земле подростки-мексиканцы, танцуя брейк-данс. У них это здорово получалось, и от них веяло молодостью и задором. Они, наверное, шли из школы домой, и решили немного подзаработать на туристах, – они были какими-то безыскусными, настоящими, и напомнили Даниэлю его собственные школьные годы в Аргентине. В шапку танцоров зрители побросали доллары и песо, и они, улыбаясь, прощально махнули рукой. Даниэль, расплатившись, бросился за ними, словно они были его путеводной звездой.
Он бежал к зданию морпорта, пытаясь найти Джэка. Капитан сидел в коридоре, читая газету в ожидании своей очереди. Около него на столике лежала куча паспортов.
– Я остаюсь! – сказал Даниэль и развел руками. Джэк оторвал взгляд от газеты и удивленного посмотрел на него, ничего не сказав.
– Я остаюсь, Джэк! – сказал он снова, привыкая к звучанию этих слов, и засмеялся. Напряжение покинуло его, и он подумал, что сможет устроиться на работу в ресторан, и тоже станет хлопать по крутым американским задницам день и ночь.
– Какая муха тебя укусила? – спросил Джэк. Он вытянул его паспорт, но всё еще держал его в руках, словно не решаясь отдать его Даниэлю. – Ты ведь можешь работать со мной, если хочешь. Ты ведь нам жизнь спас, к тому же по-испански говоришь… Такого в экипаж еще поискать надо…