Они возвращаются в кафетерий. Олег берет им еще по чашке кофе, без труда отмахнувшись от угрызений совести. Худяков продолжает свой рассказ.
— Она ж не могла оставаться четыре месяца без научного руководителя. Да и перспективы мои были… весьма туманны. И ей дали другого руководителя. Есть у нас такой на кафедре. Доцент Поземин.
Эту фамилию он не произнес — выплюнул. А Олег — сразу сделал стойку. Почувствовал, что это не случайный персонаж. Важный. Очень важный.
— Фат. Позер. Но — любимчик зав. кафедрой. А так — место пустое. Жена у него бизнес какой-то имеет. Чем-то помогала заведующему, Кабанову. Поэтому он и держится на хорошем счету. Тема у него, опять же, перспективная. Только он ее вытянуть не мог. Пока Женя к нему не попала.
Худяков с досады махнул рукой, едва не опрокинув чашку с кофе.
— А уж болтать-то он умеет. Витийствовать. Растекаться мыслью по древу. Да и внешне он… — Владимир Алексеевич делает неопределенный жест рукой, который должен, по его мнению, все сказать собеседнику о наружности доцента Поземина. — Умеет пустить пыль в глаза. Произвести впечатление. Ну и Женечка…
Тут его голос дрогнул. Женькин преподаватель сердито уставился на Олега. Потом — в стену. Потом — снова на Олега. В надежде, что Олег сам догадается. И Олег догадался.
— У них был роман?
Владимир Алексеевич лишь вздохнул.
— Все про них знали. Они особо не афишировали. Но и не скрывали. Разве что поначалу. Зав. кафедрой на это глаза закрывал, тем более, что у Поземина тема сразу двинулась. Появились перспективы, что он все-таки сможет вытянуть докторскую. Женя была… — голос Худяков дрогнул, — счастлива. Я должен был поговорить с ней! Предупредить ее. Но как я мог? Старый хрыч — и говорит с молодой красивой женщиной о ее отношениях с другим мужчиной?! Я не мог. А она была так счастлива. До поры.
Худяков замолчал. Олег видел, как ему тяжело. Худые узловатые пальцы дрожали, когда он достал из кармана носовой платок. Промокнул лоб.
— Может, выйдем, покурим? — спрашивает Олег. В голове при этом мелькает мысль: «Угроблю старика на хрен!».
Сигарета оказывает свое волшебное действие, и профессор решается продолжать.
— Все кончилось, когда его жена узнала. Кто-то их наших кафедральных кумушек напел ей, наверное. Был скандал страшный. Она явилась на кафедру. Орала в кабинете заведующего так, что мы все слышали. Сплетницам — раздолье. Вот уж всю грязь вынесли наружу. Менталитет торговки базарной, что с нее взять. Что за блажь отношения на публике выяснять — не понимаю…
— А Женя? — перебил его Олег. Ему впервые за время рассказа Худякова стало страшно.
— Это промысел Божий, не иначе. Не было ее в тот день. Заболела. Отравилась чем-то. Позвонила, предупредила. Не представляю, что было бы, если бы и она там была… А так… Ну, в общем, пошумела она, жена Поземина, и, видимо, предъявила ему ультиматум. А он же трус. И… бросил он Женечку.
«Ну и слава Богу» — подумал Олег.
— Я поначалу обрадовался, — словно прочел его мысли Владимир Алексеевич. — Не стоил он и мизинца ее, уж простите за банальность. Хотя на Женечку… смотреть было больно. За спиной шушукались. Я не знал, как помочь ей. Но она девочка крепкая. В конце концов, решила, что лучшее лекарство — это работа. И взялась за подготовку к защите кандидатской. Надо было минимум сдавать. Я ей помогал, чем мог. Ее-то научный руководитель шарахался от нее, как черт от ладана. Тут-то все и выяснилось…
Очередная пауза. Владимир Алексеевич снова достает платок. Вытирает лоб. Молчит. Пальцы его сжимаются в кулаки. Разжимаются.
Олег едва сдерживается, чтоб не рявкнуть: «Ну? Что? Не томи!». Остатков выдержки хватает на то, чтобы молчать. И ждать.
— Не знаю, на что он рассчитывал. Но предположить могу. Она ж у него с рук ела. Думал, что уговорит. Да и уговорил бы, наверное, если б это все не вскрылось раньше времени. Он планировал большую часть ее наработок в свою докторскую включить. Наверное, сказал бы ей, что, мол, давай сначала я на твоих результатах докторскую сделаю, а потом мы тебе вдвоем — кандидатскую. Я так предполагаю. Ну, а Женя, когда поняла, что он собирается результатами ее работы воспользоваться, уперлась. Правильно, конечно, сделала. С одной-то стороны. Послала его куда подальше, сказала, что это ее материалы, для ее кандидатской, а он пусть выкручивается как хочет. Да вот только и Поземину-то деваться некуда было. Его защита уже в плане кафедры стояла. Видно, он ее сначала уговаривал, а когда понял, что бесполезно…
И снова он замолкает. Олег до боли стискивает зубы. Чтобы молчать. Молчать. Молчать!
Свой рассказ профессор Худяков заканчивает абсолютно пустым и безжизненным голосом.
— Он пошел к зав. кафедрой. Сказал, что Женя присвоила себе результаты ЕГО работы. Из ревности и мести. Якобы из-за того, что он ее бросил. Заведующий взбесился. Он и так на нервах уже был из-за этого скандала. Видимо, он с Женей поговорил. И его Женя тоже, наверное, послала. А зря. Кабанов, наш заведующий, этого не любит. В общем… Было общее собрание кафедры. А на нем… Жене устроили публичное порицание. За аморальное поведение. Как же, соблазнила и растлила примерного семьянина и видного деятеля науки! И за действия, несовместимые с обликом истинного ученого. Какой ужас, украла идеи своего научного руководителя!
Он рассмеялся хриплым смехом. Закашлялся. Отмахнулся от протянутого Олегом стакана с водой.
— Дайте, закончу! Ей предложили уйти добровольно и не позорить кафедру. В противном случае — вынесут это все на уровень ректора и научного совета. А там, дескать, у нее шансов нет. И ничего, кроме позора, ее не ждет. Все ему поверили. Это же сам зав. кафедрой плюс доцент Поземин. Что значит слово какой-то аспирантки против их слов? Никто, никто ей не поверил. Никто не поддержал. Даже я… То, что я вам сейчас рассказываю… Я это позже все понял. Я тогда многого не знал. Да и, честно говоря, не исключал, что Женя могла ему так… отомстить. У нее ж характер… Сами знаете, какой. Горячий. Я только тогда Жене окончательно поверил, когда, спустя полгода после ее ухода, сам Поземин защищался. Вот тогда я и понял. Что он совершенно «плавает» в этой тематике. Он ее не знает. Это не его наработки! По-моему, это не только я понял. Да поздно было. А тогда, на собрании… Все было так убедительно. Да что я себя обманываю! И вас заодно! Я просто струсил…
Он закрывает лицо ладонями. А когда все же убирает — в его глазах стоят слезы. Но он не прячет их.
— Вот так вот, Олег Викторович. Так вот и сломали молодой женщине жизнь. При моем, увы, непосредственном участии. А точнее — моем не участии. Моем трусливом молчании, — еще один судорожный выдох. — Я до сих пор помню, как она тогда выглядела. На том собрании. Одна против всех. Белая, белее мела. Даже волосы как будто побледнели. Я все думал… Умолял ее про себя: «Только не заплачь». Нет, не заплакала. Сильная девочка, гордая. Ушла молча. На следующий день пришла, заявление написала и все. Больше я Женю не видел.
Ну, вот и все. Рассказ профессора Худякова закончен.
Олег думал, что получит ответы на вопросы. Черта с два! Он получил миллион новых вопросов. Да, он получил ответ на вопрос: «Кто виноват?». Но теперь перед ним во всей красе стоял второй извечный вопрос: «Что делать?». А что-то делать было нужно. Совершенно необходимо. Иначе нельзя.
И еще одно он знал совершенно определенно. Ему нужно уехать. Сейчас. Срочно. Как можно скорее. Пока он не наделал каких-нибудь глупостей на горячую голову.
Вернуться домой. Или на работу. Не важно. Главное — запереться. И — думать, думать, думать.
Он резко встает. Надо попрощаться. И поблагодарить профессора Худякова.
— Спасибо вам, Владимир Алексеевич, — протягивает руку. — Всего доброго.
— Как, все? Вы уходите?
— Да. Я выяснил, что хотел.
— Подождите! А как… Женя? Как она? Что с ней?
Олег молчит. Не из природного садизма, нет. Просто не знает, как объяснить то, что знает, Женькиному бывшему преподавателю.
— Она работает? Преподает? Или вернулась… к научной работе? — Худяков спрашивает настойчиво, но Олег видит. Что тот сам не верит, что такое возможно.