Лицо тоже не подкачало. Нос — маленький и аккуратный, глаза — наоборот, большие и выразительные. Рот, на ее вкус, узковат, зато губы пухлые. Единственное, что не устраивало Женьку в ее лице — это то, что оно круглое. В той, другой жизни, где у нее были подруги, одна из них дразнила Женьку «луноликой». Женя вздыхает. Что уж теперь… Какая рож… то есть, лик есть — такой есть. Пусть и лунный.
Все это в совокупности не помешало, а, точнее, наоборот, помогло, наверное, Олегу заинтересоваться ею. Женька себе не льстила, отнюдь. В том, что Олег «запал» на нее, она не сомневалась. Несмотря на свой почти трехгодичный целибат, определить, когда мужчина «делает стойку» на нее, она могла совершенно безошибочно.
А почему бы и нет, собственно? Почему бы и не замутить чего-нибудь с этим великолепным образчиком мужской породы? Раз уж он интересуется ею, а она уже дошла до того, что видит его во сне? Взаимное влечение двух взрослых половозрелых особей homo sapiens при отсутствии внешних форс-мажоров ведет в одну сторону. В сторону постели. Возможно, конечно, что там-то идеальность Олега и заканчивается. Может статься, что в постели он — сплошное разочарование. Но Женька необъяснимым образом была уверена в обратном. Что в постели он может… удивить. По-хорошему. Но уж никак не разочаровать.
Так почему бы и нет?
Потому. Что она была уверена — одним разом не ограничится. И двумя — тоже. И вообще, дело не в том, сколько раз у них будет секс — один, пять или десять. А в том, что связь с Олегом неминуемо и неотвратимо изменит ее жизнь. И она уже не будет такой, как прежде. А она к этому была… не готова?
Звонок в дверь выводит ее из состояния задумчивости. Женька вздрагивает. В голове появляется совершенно сумасшедшая мысль. Что это Олег. Но нет. Не может быть. Вряд ли он явится без предварительного звонка. Да и зачем ему приходить к ней домой?
Это, наверное, кто-то из соседей. Или эти… как их… «Веруете ли вы в господа нашего Иисуса?». Женька верила в двигатель внутреннего сгорания. И в то, что надо мыть форсунки каждые двадцать пять тысяч. С этой мыслью она открыла дверь. И остолбенела.
Что вы чувствуете, когда видите перед собой воплощение своих самых страшных кошмаров? Когда открываете шкаф, в котором, по уверению ваших родителей, никого нет, а из него на вас смотрит то самое. Страшное чудовище из ваших снов.
Она была уверена, что больше никогда его не увидит. Никогда. Никогда. Никогда. И вот вам…
— Здравствуй, Женя.
И голос. Этот голос. Хорошо поставленный голос преподавателя. Его она тоже не хотела больше слышать. Никогда в жизни. Никогда. Никогда. Никогда.
— Пригласишь меня войти?
И легкая улыбка. Такая… победоносная. Он наслаждается ее замешательством.
Женю выручило ее ослиное упрямство. Бешеный темперамент. И заоблачная гордость.
— Нет, — привалилась к дверному косяку, скрестила руки на груди.
— Боишься меня?
Женька фыркает. Распахивает шире дверь, демонстрируя ведро с водой и лежащую на полу тряпку.
— Опомнись, Валера! Кто тебя боится? Не видишь, что ли? У меня уборка. Так что выкладывай по-быстрому, чего тебе надо, и проваливай. Я занята.
Он неодобрительно качает головой.
— Я же ради тебя приехал, Женя. Чтобы помочь.
— Оху*ть! — всплескивает руками Женька. — Какое благородство. Всемирная организация «Доценты без границ»! Ой, пардон, доктора наук.
— Жеееееня, — предупреждающе тянет Поземин, — ты совершаешь огромную ошибку, неужели ты не понимаешь!
— Да понимаю я! Что ошиблась! Дурака сваляла! Но что мне было делать? Виталька пошел с пик, а у меня на руках были одни трефы!
Валерий Поземин в немом изумления смотрит на нее, пытаясь переварить услышанное. Наконец, до него «доходит».
— Все шутишь. Даже сейчас.
— Почему «даже»? Сейчас самое время! Ты такой… забавный.
Он преувеличенно громко вздыхает.
— Женя, пожалуйста. Давай поговорим как взрослые люди.
— Так я жду! Начинай уже говорить как взрослый. Конкретно и по делу!
— Женя! — он серьезен. Даже торжественен. Но Женька вдруг с удивлением замечает, что он… волнуется. — Отзови своих псов. Это ни к чему хорошему не приведет.
— Псов?! Валерик, ты головкой не ушибался?
— Женя!!!
— Что «Женя»?! Прекрати изъясняться загадками и скажи внятно и четко, зачем приперся.
Он издает еще один театральный вздох. Но руки выдают волнение. А Женькино удивление возрастает. Похоже, она чего-то не знает.
— Я про твоего… Баженова.
У нее внутри все обмирает. Как?! Каким образом? Почему? Откуда он знает про Олега? Что вообще, черт подери, происходит?!
Один медленный вдох-выдох. Чтобы успокоиться. Она уже достаточно взрослая, чтобы держать свои эмоции и темперамент в узде.
— Что ты имеешь в виду? — обманчиво спокойно интересуется она.
— То, что по твоей указке этот господин адвокат поставил на уши весь университет.
Женя вся сосредоточена на том, чтобы успокоиться. И не дать, ни в коем случае не дать понять Поземину, что она совсем, напрочь не понимает, о чем речь! Думать о том, что умудрился натворить Олег, она будет потом. А сейчас, сейчас ей надо выдержать бой с собственным прошлым.
— И что тебя не устраивает?
— Женя, — Поземин складывает руки в почти молитвенном жесте, — зачем ворошить прошлое? Это никому не принесет счастье. Чего ты добиваешься?
— Неужели Олег это недостаточно ясно объяснил? Странно, он квалифицированный юрист, и должен был четко обрисовать ситуацию.
Женька с удовольствием наблюдает, как Валерий нервно сглатывает. Бледнеет.
— Женя, ты не представляешь, что у нас там происходит…
Она пожимает плечами.
— И знать не хочу.
— Женя, я прошу тебя. Я тебя умоляю, Женечка. Останови это.
Она так этого ждала. Когда-то. Что он придет. Вернется. Будет просить, умолять. Да вот только сейчас ей было… неинтересно. До смерти было интересно выяснить, что такое учудил этот «господин адвокат». Аж руки чесались… Вцепиться в его вечно идеально лежащие русые волосы и вытрясти из него всю правду! А вот излияния Валеры Поземина, который когда-то был ее солнцем, вокруг которого вращалась планета по имени «Женя Миллер», ее оставляли скучающе-равнодушной.
«Поздравляю тебя! — мысленно сказала себе она. — Вот ты и вылечилась. Сама не заметив, как».
— Женя! Что ты молчишь?
— Иди на х*й, Поземин!
Он бледнеет еще больше. Пытается сохранить лицо.
— Грубо, Женя, очень грубо… Так сильно хочешь мне отомстить?
— Да сдался ты мне! У Олега очень широкие… полномочия. Хочешь договариваться — договаривайся с ним.
Поземин отчетливо вздрагивает. Он видел Баженова всего один раз, когда тот приходил на кафедру и о чем-то разговаривал с профессором Худяковым. И этого одного раза хватило, чтобы оценить все: и холодный, с отблеском хирургической стали взгляд светло-голубых глаз, и спокойные, говорящие о превосходной выдержке, манеры, и великолепный (он не мог не обратить внимание!) итальянский темно-синий костюм, и небрежно выглядывающий из-под манжеты рубашки Rado. И понять, что такой соперник ему не по зубам. Договариваться с ним бесполезно. Он попробовал повлиять на более слабое звено. Но, похоже, его план не удался. Звено оказалось не таким уж слабым.
Поземин злится. Все рушится. Идет прахом. И его вдруг охватывает непреодолимое желание… напомнить ей. Сделать больно. Унизить.
— А ты стала стервой за это время, ты знаешь? Что, трудно пришлось? Непросто жить на дне? Зато ты теперь самая настоящая сука!
Он хотел ее оскорбить. Но вместо того, чтобы обидеться, задохнуться от боли и возмущения, Женя фыркает. Смотрит на него с веселым изумлением.
— Ай-ай-ай, Валерий Анатольевич! Это откуда же доктора наук знают такие слова? Стыдно, стыдно… — и, сложив руки на груди и смерив его с ног до головы пристальным взглядом, добавляет: — Ты тоже не похож на цветущий бутон. Отнюдь. Всего-то пара лет, но как они тебя потрепали!
Привстает на цыпочки, пытаясь заглянуть ему в макушку.
— Что это, лысина просвечивает? Боже, какая досада! И мешки под глазами — жуть. А пузо-то какое отрастил, — Женька неожиданно хлопает его по животу, отчего Поземин едва ли не складывается пополам. — Наверное, и с эрекцией проблемы… усугубились?