Поборов желание проверить мобильники еще раз, я набросила махровый халат и побрела, спотыкаясь о коробки, на кухню, сварганить кофе.
Я равнодушно следила, как густые черные капли падают из кофеварки в кружку. Ну и пошел он. Что я сама с собой делаю? Можно подумать, он для меня что-то значит!
Плохо то, что у меня нет на сегодняшний день никаких планов – ничего, что отвлекло бы мои мысли от заупокойной службы. Может, еще не поздно позвонить Ричарду? Скажу, что мне неожиданно удалось освободиться…
Стоп – что это за звук?.. Звонят в дверь. Впервые с тех пор, как я сюда переехала.
Синий коврик на лестнице весь в грязи и воняет кошачьей мочой. Внизу держат четырех кошек, и, когда дверь открыта, запах может сбить с ног. В сырую погоду он проникает даже в мою квартиру.
Пока я возилась с замком, звонок опять оглушительно затрещал.
– Да-да, секундочку!
Наконец я распахнула дверь.
– Катерина, да ты даже не одета!
Крэйг Моргун Саммер. Широкая улыбка. Коричневая бумажная сумка в руках.
– Какого черта ты тут делаешь?
Улыбка исчезла, Моргун опешил:
– Разве не помнишь? Мы же договорились. Я заехал за тобой. – Он вручил мне пакет: – Вот, бублики привез.
Меня будто оглушило взрывной волной. Не находя слов, я уставилась в пакет. Бублики с маком. Четыре штуки.
– Что происходит, Моргун? Это что за штучки?
– Думал, мы позавтракаем перед дорогой. Я ведь задолжал тебе завтрак…
Моргун явно расстроился. Я не двигалась с места, вынуждая его торчать на ступеньках.
– Что ты мне мозги пудришь? – Извини. Я решил, что ты не против выбраться куда-нибудь на денек. Хочешь, я уйду?
Я наконец собралась с мыслями, скрестила руки на груди и в упор посмотрела на него:
– Крэйг, я пытаюсь понять, как ты меня нашел. Адреса я тебе не давала, и в телефонной книге меня нет.
– Ох… – Моргун замотал головой. Так обычно трясут башмаком, в который попал камешек, – только здесь камешек так и не выскочил. – Ты уверена? Может, тогда мне его Винни дала?
– Я прикинула – вполне возможно. У Винни мой адрес есть. Но вряд ли она его помнит наизусть.
– Что значит – «может, Винни дала»? Так дала или нет?
Моргун наклонил голову сначала в одну сторону, потом в другую. Будто взвешивал, что ответить. А потом просиял:
– Ну ладно. Скажем, дала.
– Это как понять?
– Если ты мне адрес не давала, значит, это Винни, верно? – И беспомощно улыбнулся.
– Ты что же, не помнишь?
– Честно говоря, – смущенно промямлил он, – нет. – Потоптался на ступеньках, оглянулся на ковылявшую по улице старушку, на смурного типа, драившего на другой стороне улицы коричневый «метро», и спросил: – Кэтрин, ты меня впустишь или мне лучше уйти?
Я помедлила, но ничего другого не оставалось.
– Ладно, входи. Иначе, похоже, от тебя толку не добьешься.
Пока мы топали вверх по лестнице, я переживала из-за кошачьих ароматов. И из-за того, что Моргун увидит кавардак в моей квартире. Представьте, что кто-то вломится без предупреждения к вам в ванную, а вы там голая? Или еще того хуже – как раз обесцвечиваете усики над верхней губой.
Но чувство неловкости породило обиду, даже злость. Я его не звала – я вообще никого сюда не звала! Как он смеет позволять себе такое? И как смеет Винни давать кому попало мой адрес – знает ведь, какую жизнь я веду и как нуждаюсь в уединении! Господи, только вчера мне проповедь читала, что надо думать и о себе… Это уже не по правилам.
Моргун поскользнулся на оберточной бумаге и чуть не кувыркнулся через коробку с книгами. Я отдернула шторы – неохота, конечно, освещать во всей красе разгром в моей хибаре, но если этого не сделать, он точно что-нибудь сломает. В лучшем случае свои кости. А может, и шею.
Расчистив место на кушетке, я указала на него Моргуну:
– Присаживайся.
Он так и сделал.
Я отнесла бублики на кухню и зарылась в ящик со столовыми приборами в поисках ножа.
– Хорошая квартирка, – сказал Моргун. – Ты только что переехала, да?
Я ничего не ответила – накромсала бублики и сунула их в печь. Главное – сохранять спокойствие и не терять голову.
– Как там у Питера Селлерса в песне? – продолжал Моргун. – «Бэлхем, ворота на юг»…
Так, все. Я ввалилась обратно в комнату, размахивая хлебным ножом.
– О чем ты вообще думал, когда брал у Винни мой адрес? Что, позвонить нельзя?
– Извини. Я хотел сделать тебе сюрприз.
– Я не люблю сюрпризы!
Моргун не хотел подъезжать прямо к моему дому, чтобы не испортить сюрприз, поэтому припарковал маленькую серебристую «мазду МХ5», спортивную машину с откидным верхом, – он взял ее напрокат на один день – довольно далеко. На сиденье лежали шесть красных роз с длинными стеблями.
– Они без шипов, – сказал Моргун. – Розы теперь вообще без шипов. По крайней мере, такие они продаются.
Прекрасная машина. Прекрасные розы. Я залезла внутрь и положила розы на колени.
– Куда поедем?
Моргун нажал кнопку, и верх машины откинулся.
– Подожди – увидишь.
О господи, опять сюрприз.
Прежде чем мы отправились в путь, Моргуну пришлось свериться с атласом. Я пыталась подсмотреть через его плечо, но он загородил страницу. Потом долго шарил в бардачке в поисках подходящего диска и наконец остановился на «Лунном танце» Ван Моррисона.
Когда мы покатили вниз по Бедфорд-Хилл, мимо двух зашуганных проституток, которые вечно околачивались там, я отметила, с какой завистью они уставились вслед нашей блестящей спортивной машине. На перекрестке пришлось остановиться на красный свет, но вот зажегся зеленый, и Моргун застрял. Взревели гудки, а он, чертыхаясь, возился с передачей и бормотал:
– Не привык к этой машине. Сейчас все налажу.
Ненавижу участь пассажира.
Стритхем, Талс-Хилл, Форрест-Хилл, Кэтфорд. Мерзкая, серая брошенная земля – Южная окружная дорога.
– Почему здесь нет нормальной дороги, как на севере? – застонал Моргун, когда мы застопорились у очередного светофора, а потом медленно поползли вперед, то и дело притормаживая.
– Сказал бы, куда едем, я бы подсказала, где можно срезать, – заметила я, но Моргун наживку не заглотил.
Хитер-Грин, Элтем, Блэкфен, Бекслиг. Аллеи для боулинга, склады мебели, «Макдоналдсы», площадки для гольфа.
Дартфордский тоннель. Я закрыла машину, спасаясь от зловонных испарений, и крепко зажмурила глаза. Я люблю мосты, но тоннели вызывают у меня лабиринтофобию – сразу приходят на ум крысы в канализационных трубах. Не хочу думать о бегущей над нами реке, о потоке машин, неуклонно влекущем нас вперед. Стало трудно дышать, ногти впились в потные ладони.
Когда я была маленькой, во время одной из наших редких семейных поездок в Лондон мы спустились в Гринвичский тоннель. Мои нервы подали сигнал тревоги, едва за нами сомкнулись двери лифта. В тоннеле, где гитарные переборы и возгласы детей гулко отражались от каменных сводов, я заметила, как мерно сочатся капли из темного Пятна на потолке, и стала кричать, впадая в еще большее неистовство из-за того, что мои рыдания возвращались, усиленные эхом. Уверена, что я была не единственным ребенком, которого отцу пришлось тащить из Гринвичского тоннеля на руках, но вряд ли такое часто случалось с девятилетними.
– С тобой все в порядке? – Моргун заметил, что я сижу с зажмуренными глазами и со сведенным, как в судороге, лицом.
– Будет в порядке.
И мы снова выехали на солнце. Я выдавила улыбку.
Саут-Окенден, Норт-Окенден, Брентвуд. Самое сердце Эссекского пригорода, где я была зачата, рождена, взращена.
– Куда мы едем, Крэйг? В Кембриджшир? Суффолк? Норфолк? В Восточную Англию? Просто скажи, насколько далеко мы сегодня заберемся?