Мне снова захотелось припустить бегом – теперь уже за ним.
Он предложил Кембридж – слишком близко от этого переполненного воспоминаниями края, и мы направились в Саффолк, где еще ни один из нас не был. Путь пролегал по низинам и болотистым местам, но там я почувствовала, что вновь могу дышать.
По дороге я пыталась объяснить, что сделал с моей матерью отец, как отнесся к ее депрессии попросту притворился, что ничего не происходит. Как разобрался с маминым алкоголизмом – держал ее взаперти, наедине с джином, лишь бы никто из окружающих не прознал правду о жене директора школы. Как заявлял ей, что она должна бросить пить и взять себя в руки, – и это когда она просила о помощи! Как повернулся спиной, когда я вызвала нашего домашнего врача, а мама сорвалась и закричала, чтобы он убирался и не совал нос не в свое дело. Когда маму нашли мертвой в машине, он просто кремировал ее без всякой заупокойной службы. А когда я собрала вещи и ушла к Мэв, даже не попытался остановить меня. Я ведь была ее дочерью – я слишком была на нее похожа, и мое горе смущало его.
Мы хлопнули по пинте в замызганном пабе, где на нас как-то странно косились местные. Моргун пил портер, а я – лагер. Ели мы треску и чипсы. Выяснилось, что Моргун любит зеленый горошек, так что я отдала ему свою порцию. Треска оказалась безвкусная, а горох смахивал на зеленый клей для обоев. Потом мы перешли на виски, и я пять раз подряд обставила Моргуна в бильярд. Но он так и не признал, что я играю лучше, – заявил, будто устал за рулем, вот и не может развернуться во всем блеске. Бедненький. Мы продолжали пить и расходились все больше. Возможно, это спиртное так подействовало, но я определенно возбуждалась. Паб уже закрывался, когда мы сообразили, что ночевать нам негде и ни один из нас не в состоянии удержать руль. По счастью, этот паб заодно претендовал на звание отеля – наверху нашлась комната для гостей. Господи, ну и денек.
Воздух в комнате был спертый, будто здесь давно уже никто не жил. У лампы с громким жужжанием кружили четыре мухи. Они были сонные, и я без труда перебила их Библией. Моргун скрылся в сортире, и я послушала, как журчит струя. А когда он вернулся, в сортир отправилась я и оставила дверь открытой. Мгновением позже Моргун появился на пороге – чего я и добивалась.
Мы подняли изрядный шум, сдвигая вместе узкие кровати. Моргун повалился на постель и заявил, что ушиб ногу. Он ждал сочувствия, и я с готовностью расхохоталась. Правда, смех мой стал слегка нервным, когда Моргун принялся раздеваться. Я забеспокоилась, понравится ли мне это зрелище, но тревоги развеялись, едва он снял рубашку. Кожа у Моргуна была гладкая, чистая, на груди – легкая поросль. Живот несколько больше, чем хотелось бы, но выглядит крепким – совсем не обвислый, как я опасалась. В его обнаженном теле явно есть что-то звериное. Я хочу к нему прикоснуться.
«КРОКОДИЛ»
1
Поехать к Крэйгу или домой?
5.17 утра, вторник, 24 октября.
Мы с Винни сидим за нашим обычным столиком, я вожу вилкой по тошнотворному месиву из яичницы-болтуньи и кетчупа и пытаюсь принять какое-нибудь решение. Если поеду прямо сейчас, к шести буду у него и у нас останется часа два, пока Крэйгу не придется уходить. Устрою ему сюрприз: вот он, заспанный и злой, шлепает в своих спортивных трусах к дверям, на пороге видит меня – и лицо его озаряется улыбкой, как фейерверком.
Винни что-то бубнила, а я раздумывала, насколько хороша идея с сюрпризом. Может, сначала все-таки позвонить?.. Кстати, нужен новый телефон – для Моргуна.
Пурпурный?
– Ау! Ты дома? – Винни постучала мне по лбу, и я от неожиданности взвизгнула. – Кэт, я понимаю, что ты по уши занята своей любовью, но, может, хоть прикинешься, будто меня слушаешь?
– Что?
– Сама знаешь что.
– Ты хочешь сказать, что я влюбилась в Крэйга Саммера?
Винни скрестила руки на груди и вздохнула:
– Сколько раз ты с ним виделась за последнюю пару недель?
Я почесала в затылке:
– Память отшибло.
– Бедняжечка. А все-таки?
– Откуда мне знать? Ну… пять-шесть.
– А с Ричардом, Стефом или Джонни?
Это становилось невыносимым. Нудеж Винни пора прекращать. Но прежде чем я успела открыть рот, она самодовольно ухмыльнулась:
– Видишь? Ты влюблена в Крэйга. Логично, верно? Так когда ты посмотришь правде в глаза и бросишь всех остальных?
– Пойми, все дело в новизне, и только. По-моему, твоя очередь заказывать кофе?
Винни окликнула Кева и сделала заказ. Сегодня я спешить не буду. Отправлюсь-ка к себе в Бэлхем – отосплюсь наконец. Ясно, что Винни ткнула пальцем в небо, но по крайней мере в одном она права: с Моргуном я вижусь чаще, чем с остальными, а это не дело. Если ведешь столь насыщенную жизнь, надо поддерживать равновесие, иначе все перевернется вверх дном. А жизнь станет намного более насыщенной, если мне придется делить ее на шестерых любовников.
Пока мы дожидались кофе, Винни пшикнула ингалятором. Под глазами у нее темнели круги, лицо было зеленовато-серым. Неужели она собирается угробить себя? Может, боится, не найдут ли у нее что-нибудь такое, о чем придется уведомлять контору, и тогда прости-прощай значок? Ведь именно так поступили с ее мужем, когда у него обнаружили диабет.
– Ты у врача была, Вин?
– Само собой, – тотчас откликнулась она, как бы сразу ставя меня на место.
– Вот и хорошо. – Я попыталась изобразить улыбку и выжидательно умолкла, но Винни продолжала смотреть в окно, за которым лил бесконечный дождь. – Ну, и… Что он сказал?
Винни принялась разглядывать свои обкусанные ногти.
– Чтобы я посоветовалась кое с кем в больнице. С консультантом. Говорит, какие-то анализы надо сделать. На следующей неделе.
– Что за анализы?
– А мне откуда знать? Я что, доктор?
– Верно.
Я хотела спросить еще кое-что, но не решилась, заметив страх в глазах Винни. Что-то в ней сегодня напомнило мне Мэв незадолго до конца. Но когда Кев принес наш кофе, Винни словно отсекла мое сочувствие и тревогу, заставила себя взбодриться, даже села попрямее.
– Если бы жизнь была мороженым, – завела она свою пластинку, – то моя стала бы ванильным шариком в вафельном рожке, а твоя была бы залита сиропом, сверху чем-нибудь посыпана и украшена бумажным зонтиком.
Винни теряет форму – запас фантазий иссякает. И в последнее время все ее сентенции вертятся вокруг еды. Интересно, сама-то она понимает, что эти мудрости говорят о ее жизни ничуть не меньше, чем о моей?
– Китс!
Я истуканом, скрестив ноги по-турецки, сидела перед недостроенным замком из разноцветных деревянных кубиков. Красный кубик в одной руке, зеленый – в другой, взгляд – в никуда.
– Извини, Дотти. – Красный кубик увенчал верхушку замка.
– Нет! – закричала она. – Зеленый! Китс, надо зелененький!
Диктаторша малолетняя.
Мы с Дотти затеяли игру. Я строю высоченную башню, а Дотти сидит рядом на корточках и наблюдает. Выжидает подходящий момент.
Это было правильное решение – провести вечер с Ричардом и Дотти. Я будто вышла из транса, а подтолкнуло меня к этому утреннее высказывание Винни. Я смотрю на Дотти – ее личико светится любовью. Она доверяет мне настолько, что может заснуть, положив голову мне на колени. Она часто плачет, когда я прощаюсь с ней, но верит, когда обещаю вернуться. Пугающая любовь.
– Быстрей, Китс, надо совсем высоко! Интересно, а у меня будет такая?
– Вот, дорогая. – В комнату неторопливо вошел Ричард и протянул мне бокал красного вина. На нем был фартук в горошек, с оборочками – реликвия супружеской жизни, не иначе. Он готовил бефстроганов на ужин, и щеки разрумянились от жара. – Через пару минут за стол.
– Отлично. – Я поменяла красный кубик на зеленый, наблюдая, как Ричард ставит компакт-диск.