Теперь я не сомневалась: что-то случилось.
Он сказал мне все, когда мы шли рука об руку по Стрэнду, залитому неярким осенним светом.
– Джемайма хочет, чтобы мы вернулись к ней.
– Так я и знала! – Я отшатнулась. – Тот надутый французик ей надоел. И сколько времени, по-твоему, пройдет, пока и ты ей снова не осточертеешь? Господи, а я еще чувствовала себя виноватой, что забыла о годовщине! Думал, я это легче проглочу, если подсластить шампанским, да? Ты этого хотел?
– Эй, подожди. – Ричард схватил меня за руку, заставил остановиться. А потом взял за подбородок, чтобы я взглянула на него. А я моргала, стараясь сдержать слезы.
– Я люблю тебя, Китти. Ты несносна, но я тебя люблю.
– А Джемайма?
– Плевал я на Джемайму.
Его поцелуй был долгим и нежным. Мы стояли посреди тротуара, мешаясь у всех на пути, но мне было все равно. Ричард целовал меня именно так, как нужно, умело касаясь языка и губ. Джемайме, должно быть, не хватает этих поцелуев… Лежит, наверное, без сна целыми ночами и целует собственную руку, закрыв глаза и воображая, будто ласкается с Ричардом. По крайней мере, я так надеюсь… Интересно, унаследует ли Дотти от отца умение целоваться? Из нее явно вырастет сокрушительница сердец…
Мои глаза были закрыты, но поцелуй становился все дольше и все глубже. Я быстро стрельнула взглядом по сторонам и за плечом у Ричарда заметила…
Столь хорошо знакомое лицо – прямо на противоположной стороне улицы. Всего один быстрый взгляд сквозь вереницу мчащихся автомобилей, но этого взгляда достаточно. Я оторвалась от губ Ричарда и вывернулась из его объятий.
– Джоэл!
Что выражало его лицо? Злость? Непонимание? Боль от предательства? Я видела – он говорит что-то, но не могла ни расслышать слов, ни прочитать по губам.
– Джоэл!
Но он больше не смотрел на меня. Он вылезал из блестящего синего «мерседеса». Вернее, собирался вылезти, но засек нас с Ричардом и теперь наклонился и говорил с кем-то, сидящим в машине.
Я слышала, как Ричард твердит где-то сзади: «Китти, что случилось?» – но, не обращая на него внимания, шагнула на мостовую. Однако движение было слишком плотное – не проскочишь.
– Джоэл, подожди!
Он сел обратно в машину и захлопнул дверцу. Второй пассажир на заднем сиденье обернулся.
«Мерседес» двинулся с места. Все происходило слишком быстро. – Джоэл!
Поздно. Мелькнули огни удаляющихся фар.
– Китти, что ты делаешь?
Рявкнул гудок какого-то автомобиля, и я запрыгнула обратно на тротуар, к Ричарду.
– Извини. Померещился один знакомый, с которым мы уже сто лет не виделись. Это я от неожиданности. Обозналась, наверное.
Я будто со стороны слышала себя, но мысли были заняты другим. Человек на заднем сиденье «мерседеса». Я где-то видела его прежде. И мне было не по себе.
4
Мы с Ричардом сидели за угловым столиком в кафе «Богема» на Олд-Комптон-стрит в Сохо и пили «Королевский Кир» – моя компенсация за то, что забыла о годовщине. Я изо всех сил старалась поддерживать разговор: мы обсуждали, как бы устроить, чтобы Джемайма могла свободно общаться с Дотти, в то же время держась подальше от Ричарда. Но мысли мои упорно возвращались к Джоэлу: неужели между нами все кончено? И что, черт возьми, я бы ему сказала, подойди он тогда к нам? И как бы объяснила все Ричарду? Какое счастье, что пронесло.
Я произносила вслух: «Да, но точно ли ей можно доверить Дотти?» – а сама ломала голову, кто же сидел в «мерседесе». Я подвозила этого человека в такси или видела где-то еще? И не тот ли это загадочный мистер Фишер?..
Я говорила: «Она же с приветом. Что ей стоит смыться с Дотти – обратно к Жерару или еще куда-нибудь?» – а внутренний голос твердил: «Не выпускай ситуацию из-под контроля. Утратишь контроль – наступит хаос»…
Дальнейшее произошло одновременно: мой взгляд упал на стрелку часов – 3.36, а рука наткнулась в кармане куртки на что-то массивное.
Три тысячи фунтов для Джонни.
Черт!
До Лестер-сквер я добралась на своих двоих, лавируя в толпе туристов на Ковенти-стрит. Воображение рисовало душераздирающую картину: Джонни понуро сидит за столиком в пабе, с сигаретой в руке, а перед ним выстроилась батарея стаканов. Я нырнула на Оксендон-стрит, спасаясь от толпы, затормозила у «Комедии» и, уворачиваясь от корзин, развешанных у входа, рванула дверь.
Я так настроилась узреть поникшую фигуру, что, обводя взглядом скудно освещенный зал, не сразу заметила самого Джонни и уже готова была развернуться и уйти, как вдруг раздалось:
– Кэйти! Ослепла ты, что ли, старая мочалка!
Вот он – за большим столом в углу, сидит в компании троих парней и какой-то блондинки. Смеются, дымят сигаретами, и вид у всех такой, будто они уже тысячу лет знакомы.
Когда я приблизилась, силясь улыбнуться, Джонни поднялся и покровительственно обнял меня. Его лицо со шрамами и свежими синяками напоминало скатерть в клеточку, но он, похоже, плевал на это.
– Вот, парни, это моя девчонка, Кэйти. Кэйти, это все они. – И Джонни, залившись пьяным смехом, не столько сел, сколько плюхнулся обратно на скамейку. Все еще стараясь изобразить улыбку, я пристроилась с ним рядом.
– Он у нас такой невежа. – Блондинка наклонилась вперед, демонстрируя внушительный слой штукатурки. – Он хотел сказать, что я – Кэролайн, это – Марвин, это – Майкл, а это – Шон.
– Привет. – Все, на что я оказалась способна.
– Джонни нам сейчас рассказал, что вы собираетесь свалить в Берлин, – объявил Шон, тощий рыжий парень, сидевший за дальним концом стола.
– Он что, серьезно… – Я обернулась к Джонни.
Кажется, он покраснел, но из-за синяков нельзя было сказать точно.
– Ну… Мы это еще не окончательно решили. Да, детка?
– Нет, детка. – Я старалась совладать с закипающим гневом. – Может, расскажешь подробнее? Или этот наш план – секрет для всех, кроме тебя и твоих новых друзей?
– Люблю бары с музыкой, – поделилась Кэролайн. – А Восточный Берлин сейчас – самый писк моды.
– Да, действительно, – проворковала я задушевно, с силой лягнув Джонни под столом. Только когда рядом взвыл Марвин, я сообразила, что промазала.
– Цыпа, помнишь, недавно объявлялся гитарист из нашей школьной группы? – нервно спросил Джонни.
– Я вся внимание, утеночек.
– Джейсон все еще общается с нашим ударником, Стюартом. Стюарт, оказывается, завис в Восточном Берлине, у него там бар, где каждый вечер гоняют музыку. И джем-сейшены устраивают. Как правило, у них выступают заезжие британские группы, но местные тоже заглядывают. Народу набивается – не протолкнешься. Там тебе и попса, и джаз – берлинцы, видно, считают, что это круто. И Стюарт подумывает открыть второй бар. Так что ему нужен кто-то, кто помог бы управляться в первом…
– И давно ты об этом узнал?
Джонни явно удивился:
– Когда Джейсон заходил, когда же еще…
– И только сейчас рассказываешь мне?
– Слушай, Кэйти, расслабься… Давай я тебе куплю что-нибудь выпить. Еще кто-нибудь хочет по стаканчику?
Разумеется, хотели все. Три «лагера» и «биттер». Джонни отправился к бару, я пошла за ним.
Подождала, когда он сделает заказ, и ринулась в атаку:
– Поверить не могу, что ты мне не сказал! Это же касается и моей жизни – но такое, конечно, тебе в голову не пришло!
– Кэйти, Кэйти… – Джонни наклонился ко мне и прошептал: – Не так громко… Это не столько план, сколько надежда, сечешь? Я же со Стюартом еще не говорил. Я решил тебе ничего не рассказывать, пока сам не буду уверен, что все получится. Не хотел тебя разочаровывать.
– Джонни, речь шла об отдыхе, а не об эмиграции.
Мы оба смотрели, как бармен наливает «Стеллу» сначала в один стакан, потом в другой. За столом Кэролайн заливалась пронзительно-высоким смехом, парни вторили ей.