– Извини, Кэйти. – Джонни взял меня за руку. – Ясно, я бы ничего не сделал, не обсудив прежде с тобой. Но ты только подумай, а?
– Я никуда с тобой не поеду, Джонни. – Я вырвала руку. – Только не после вчерашней ночи.
Джонни вздохнул и тяжело привалился к стойке из темного дерева.
– Господи, Кэйти, мне так жаль… Это не повторится, клянусь.
– Надо полагать.
– Этот чертов город… Я должен отсюда убраться. – Воспаленные глаза скорбно смотрели на меня. – Здесь во мне пробуждается все самое худшее. Лондон убьет меня, если я тут останусь.
– Только избавь меня от мелодрам.
Бармен присоединил пинту «биттера» к пяти «лагерам» и взглянул на Джонни поверх очков:
– Семнадцать фунтов пятьдесят.
– А, да… – Джонни полез в карман джинсов, похлопал по нагрудному карману рубашки, добродушно пожал плечами и наконец… повернулся ко мне. – Э-э… Кэйти, помнишь, ты говорила, что деньги для меня достала…
Я вытащила деньги из кармана куртки, вложила их в потные ладони Джонни и смотрела, как он рвет конверт и протягивает бармену пятидесятифунтовую бумажку. Бармен проверил ее на свет, кивнул и убрал в кассу.
– Спасибо, Кэйти. – Джонни взъерошил мне волосы. – Ты лучшая в мире.
– Пошел ты. – Я отбросила его руку. – Ты хоть соображаешь, сколько ночей я колесила по Лондону, чтобы заработать эти три тысячи? Соображаешь?
Джонни пожал плечами и уставился себе под ноги.
– Это были мои сбережения. Мой билет отсюда, Джонни. И я отдала все, чтобы спасти твою никчемную шею. У меня на счету теперь всего четыре сотни. На такое далеко не уедешь, верно?
– Не психуй из-за денег, Кэйти… – Он снова потянулся к моей руке. – Я все рассчитал.
– Не прикасайся ко мне, Джонни. Иди к своим дружкам. Проваливай хоть в Берлин, хоть к чертовой матери.
Я вышла на улицу. Меня трясло от ярости.
5
6.03, воскресное утро.
Я крутила баранку добрых десять часов.
После вчерашнего голова невыносимо болела, от несварения желудка было трудно дышать. Обычно, сидя за рулем, успеваешь многое обмозговать, но в эту ночь я ни до чего толкового не додумалась. Я пребывала в жутком состоянии, мысли скакали с одного на другое.
Последний рейс был на Далидж-Вилледж. Подвыпивший тихий подросток, судя по речи – из дорогой частной школы. Я высадила его возле одного из больших старых домов, неподалеку от картинной галереи, и с удовольствием посмотрела, как он на цыпочках пересек дорожку, посыпанную гравием, и попытался взобраться вверх по водосточной трубе – безрезультатно. Шмякнувшись два раза, он наконец сдался и поплелся к парадной двери. У бедного засранца не было ключей. Парнишка позвонил в дверь и стоял, испуганно втянув голову в плечи. Я подождала, пока на пороге не возник его папаша в пижаме и не отвесил сынку легкий подзатыльник, и только тогда уехала.
Поскольку меня все равно занесло в эти места, я отправилась к Джоэлу. Но на мой звонок никто не отозвался. Работает, надо полагать. Он теперь ночная пташка – вроде меня. Тогда я попробовала позвонить Винни, забить стрелку в «Крокодиле», но мобильник ее оказался выключен, а автоответчика у нее нет. Но я все равно решила съездить в кафешку – наудачу. Не по себе мне из-за того, на какой ноте мы расстались вчера утром.
Винни в «Крокодиле» не было. Я заказала жаркое, которого мне совсем не хотелось, и пару часов проторчала в компании Стива Эмбли и его корешей. Вообще-то сегодня мне было жаль бедного старину Стива – пару дней назад его ограбили, и это, похоже, было одно из организованных нападений на таксистов. Стив считал, что действует банда – описания налетчиков были самые разные. В его случае это оказалась девушка, но иногда работали парни, а бывало, что и парочки трудились. Использовали старую уловку: в конце поездки клиент собирается расплатиться, и ты достаешь сумку с деньгами. Но тут пассажир (или пассажирка) что-то роняет на пол – мелочь, бумажник, что угодно – и говорит, что упавшая вещь лежит как раз у твоих ног. Наклоняешься, чтобы это поднять, и – бац! – получаешь по голове чем-нибудь тяжелым, а пассажир сматывается с твоими денежками. Стив, конечно, тот еще говнюк, но такого я бы никому не пожелала.
Меня, похоже, обчистили куда более изящно. До чего же я была зла на Джонни – при одной мысли о нем в дрожь бросало. Четыре сотни – вот и все, что осталось в моем фонде спасения. Я никуда не еду, я…
Дома, в Бэлхеме, я так и не смогла заснуть, до того была взвинчена. Желудок не унимался, кислотность взбунтовалась по новой. Кажется, целую вечность я проворочалась в постели. Где-то в отдалении звенел и звенел церковный колокол. Пришлось вылезти из кровати и перерыть все коробки в поисках пачки гавискона. Отыскать я его отыскала, но разгром в квартире в результате изрядно возрос. Найдя наконец управу на свои внутренности, я смогла урвать несколько часов сна.
2.15 дня, и я снова в пути – уже похожа на человека, но отчаянно нуждаюсь в развлечении. Нуждаюсь в Стефе.
Воскресенье – рыночный день. Спитафилдз, Петтикоут-лейн, Миддлсекс-стрит… Четыре шелковых галстука за десятку, три разноцветных чехла для мобильников за пятерку, полный набор кухонных ножей за три девяносто девять. Пиратские видеокассеты и компакт-диски, пирожки, фаршированные ягнятиной, печеная картошка с карри. Косынки, часы, духи, разноцветные пластмассовые инопланетяне с огромными черными глазами в форме слезинок… Дельцам и туристам такое по сердцу, но для меня это означает пробки и перекрытые улицы. Я свернула за Олдвичем, с трудом отыскивая дорогу, и только тогда сообразила, что Стеф, возможно, где-нибудь болтается в надежде сплавить своих томагоччи. Надо было предупредить его, что собираюсь заехать.
Проезд я в конце концов нашла, но на Брик-лейн оказалась пробка. В ресторанчиках царила обычная воскресная суматоха. Мало того, что люди ехали либо с рынка, либо на рынок, так еще в соседней мечети что-то происходило. Мужчины в строгих костюмах и женщины в ярких шелковых нарядах вылезали из БМВ и «мерседесов», припаркованных вдоль всей улицы. До дома Стефа уже рукой подать, но не видно ни одного свободного местечка. Наверное, лучше свернуть – вот только куда? Прямо у двери Стефа стоял черный «вольво», очень похожий на машину Моргуна – та же модель, тот же цвет.
Застряв за грузовиком, выруливавшим из-за поворота, я раздумывала, а не взять ли левее, и вдруг дверь дома 134А распахнулась… Я не могла поверить своим глазам.
Крэйг Саммер. В сером костюме, весь напряженный, нервно приглаживает волосы. Вот он шагнул на тротуар… А за ним в дверях стоял Стеф. Они говорили о чем-то, и Крэйг машинально кивал, тревожно озираясь по сторонам, будто опасался слежки. Потом протянул Стефу руку, но тот не понял и попытался по-свойски хлопнуть его по ладони. В результате получилось нечто невразумительное – ни хлопок, ни рукопожатие.
Крэйг Саммер и Стефан Муковски.
Стеф подождал на пороге, пока Моргун отыскал в кармане ключи и направился к своему «вольво», и только потом скрылся в доме.
Прежде чем сесть в машину, Крэйг огляделся по сторонам, и я пригнулась, испугавшись, что он меня заметит. Но нет, не заметил. Грузовик все еще перегораживал Брик-лейн, пытаясь выбраться из боковой улочки, но Моргун вполне сможет за ним проехать. Это я застряла. За грузовиком поток автомобилей немного рассосался, и я видела, как удаляется «вольво». Заметил или не заметил? Наверное, нет. У меня заурядный черный кеб – один из двадцати пяти тысяч. Я – часть лондонского ландшафта.
Я припарковалась там, где прежде стоял «вольво» Моргуна, заглушила мотор, уронила голову на руль и закрыла глаза. Некоторое время я сидела в неподвижности, потом все-таки вылезла из машины и, вдыхая ароматы окрестных забегаловок, направилась к дому Стефа.
Пришлось трижды нажать на кнопку звонка, прежде чем по лестнице загрохотали шаги и послышалось «иду-иду!». Наверное, интерком сломался.