Ответ словно возник из воды и ясно прозвучал у меня в голове: я должна найти выход из этого вранья и полуправды. Обыщу квартиру, – может, что-нибудь здесь прольет свет на замыслы Крэйга Саммера.
Я смотрела на приемник и спрашивала себя, а был ли рассказ Моргуна правдой. По идее, врать ему было незачем, но сейчас я не собиралась верить ничему. Одну за другой я сняла с полки несколько книжек и перетряхнула их, словно надеялась найти что-нибудь между страниц. Мимоходом взялась за «любометр» – красная жидкость внутри яростно забурлила. Да уж, сегодня страсти во мне так кипят.
Открытка с пожеланием удачи была на месте: «Не то чтобы ты в этом нуждался. Покажи им, ублюдкам, чего ты стоишь. С любовью, Марианна ххх».
В горке ничего – только бутылка виски «Лафроэйг», содержимого еще на три четверти. Я вытащила бутылку, отвинтила крышку. Глотнула и закашлялась – попало не в то горло, в нос шибануло торфяным привкусом. Отпила еще глоток, закрыла бутылку, вернула ее на место и захлопнула дверцу.
До чего же здесь чисто. На ковре ни пятнышка, на красно-коричневый диван-«честерфилд» будто никогда и не садились. Ни вороха газет, ни неоплаченных счетов – даже чашки с остатками кофе нет. На краю стола – телефон с автоответчиком. Я нажала кнопку, и отрывистый голос с американским акцентом объявил, что никаких сообщений нет.
Телевизора у Моргуна не было. Раньше я об этом не задумывалась, но это странно. Крэйг не настолько далек от культурной жизни и не настолько перегружен ею, чтобы не иметь телевизора. Единственный скомканный листок в корзине для бумаг оказался квитанцией из химчистки.
Я вошла в кухню. Чистый пустой стол. Ни крошек, ни запахов. Заглянула в ведро – только коробка из-под молока. В шкафах блестящие стальные кастрюли, белая керамическая посуда; ножи, вилки и ложки разложены по разным отделениям специального ящика. Сунулась в холодильник – салями в упаковке, нарезанный белый хлеб, горшочек оливкового масла и банка клубничного джема. Все. Да, Крэйг явно отдает предпочтение ресторанной пище…
Оставалась спальня. Комната, в которой мне доводилось спать с Крэйгом шесть или семь раз. Что-то побудило меня наклониться и понюхать одну из подушек на просторной двуспальной кровати.
– Bay!
Запах секса. Мысленно я перенеслась в тот грязный номер в саффолкской гостинице и словно опять чувствовала его руку на моей спине, его губы на моей шее. Я выпрямилась, отгоняя видение. Слишком сильное разочарование меня постигло…
Возле кровати стоял будильник, зеленью светились цифры. В гардеробе я обнаружила лишь три рубашки, три пары брюк и пиджак. В отделении для обуви – спортивные туфли. В одном ящике комода – боксерские шорты и носки, во втором – джинсы и две черные майки. Где остальные вещи? Другие ящики пустовали – и это было все, что я нашла в комнате. Где фехтовальное обмундирование? Не знай я ничего, могла бы решить, что квартира необитаемая. Это больше похоже на номер в гостинице, чем на обжитую спальню.
Господи, а ведь это и пришло мне в голову, когда я оказалась здесь впервые! Я думала, что эта квартира – ловушка, а сама я стала жертвой преступного замысла Крэйга и его сообщника Генри. Генри!
Жирный Генри и его розовая блевотина, капавшая мне на туфли, пока мы волокли его сюда от самой дороги. Жирный Генри, валявшийся в отрубе на кровати Крэйга и призывавший в слезах свою женушку!
Жирный Генри на заднем сиденье голубого «мерседеса», увозящего прочь моего милого Джоэла.
– Нашли свой инсулин? – спросил Терри, едва я вывалилась из лифта. – У вас такой ужасный вид.
Я протянула ему запасные ключи вместе с пятеркой:
– Вы не говорите мистеру Саммеру, что я у него побывала, а я не говорю вашему боссу, что вы меня туда пустили, идет?
Терри кивнул и выразительно посмотрел на бутылку «Лафроэйга» у меня в руке (я рассудила, что нуждаюсь в ней больше, чем Крэйг). Проигнорировав этот взгляд, я толкнула стеклянную дверь и вышла на улицу.
Запершись в кебе, я проверила, нет ли на голубом мобильнике сообщений от Джоэла. Ничего. Я набрала его номер и долго прислушивалась к безответным гудкам.
Для таких, как я, такси – занятие идеальное. Никто не знает, где ты, с кем ты и чем ты занята. Лондон представлялся мне разросшимися джунглями, где можно прятать друг от друга пятерых любовников да еще и устроить укромный уголок для себя самой.
Я никогда не верила в судьбу. Я могу ехать куда хочу, и я сама выбираю пункт назначения; я держу все под контролем, прокладывая путь по наобум застроенному городу и устанавливая свои собственные порядки. Хотя теперь я не была в этом так уверена… Из великой и безликой метрополии Лондон превратился в маленькую деревушку. Будто кто-то или что-то вмешивается в мою жизнь, сплетая в единое целое разрозненные нити.
Я попала на шоссе без перекрестков. Отсюда не выберешься.
Когда я уже потеряла надежду дозвониться до Джоэла, вдруг раздался щелчок – сняли трубку. От неожиданности я даже вскрикнула:
– Джоэл!
– Простите, кто говорит? – Женщина.
Господи, это же матушка Джоэла! При звуке ее голоса меня скрутило. Встречались мы лишь однажды, но это было незабываемо. Она заявилась к Джоэлу и застукала нас в постели – никогда и ниоткуда я еще не вылетала с такой скоростью.
– Привет, миссис Марш, это Кот. Вы меня знаете. Я подруга Джоэла.
– Да, я вас знаю! Где мой мальчик? – Голос у нее был перевозбужденный.
– Боюсь, что не смогу вам ответить, миссис Марш. Я не видела его уже пару дней. Что-нибудь не так?
– Не пускайте мне пыль в глаза, дамочка! Вы прекрасно знаете, где он, и вы сейчас же мне это скажете! – Она чуть не плакала.
– Миссис Марш, мне очень жаль, но… – Вот влипла. Мне отчаянно захотелось закруглить разговор. – Извините, похоже, я не вовремя. Лучше позвоню в другой раз…
– Нет! Подождите! – Миссис Марш прикрыла трубку рукой и переговаривалась с кем-то в комнате.
– Алло! Миссис Марш? – А может, повесить трубку – и дело с концом? Снова шушуканье. Отдаленные голоса. А потом…
– Это отец Джоэла. – Глубокий голос. Крутой мачо.
– Здравствуйте, мистер Марш.
– Кэтрин, верно? Послушайте, Кэтрин, мы с женой очень беспокоимся из-за Джоэла. Мы не видим его целыми неделями. Жена приходила вчера к нему, чтобы прибраться, и обнаружила полный разгром. Это было… отвратительно. Это несвойственно нашему мальчику – проявлять такое неуважение и к матери, и к собственному дому.
– Джоэл всегда такой аккуратный, – пробормотала я.
– Джоэл должен был прийти вчера к нам на ужин. Его бабушка только что приехала из Нигерии. Она не видела Джоэла пять лет… А он так и не появился. И дома его тоже не было. Сегодня утром он не пришел в церковь. Его постель не разобрана, Кэтрин. Ясно, что он не появлялся в своей квартире с тех пор, как его мать навела здесь порядок.
– О господи…
– Джоэл всегда ходит в церковь, Кэтрин. Он хороший мальчик. Мы думали… Мы решили, он с вами.
– Нет, боюсь, что не со мной, мистер Марш. Честно говоря, мы немного повздорили.
Наступило молчание; я слышала, как он несколько раз глубоко вздохнул.
– Когда вы видели его в последний раз?
Я вспомнила лицо Джоэла вчера – там, на Стрэнде. Потрясенный изменой, он забирался в «мерседес».
– В пятницу, – соврала я. – В квартире, как вы и говорите, был разгром. Кажется, к нему приходил друг…
– Что за друг? – тотчас спросил мистер Марш, не давая мне возможности собраться с мыслями.
– По-моему, кто-то с работы. У нас с ним не ладилось в последнее время. Эта его новая должность…
– Что это за должность, Кэтрин? У Джоэла явно есть деньги, но, когда мать спросила, чем он зарабатывает на жизнь, он не ответил.