– Наверное. Кев, ты мне еще кетчуп не принесешь?
– Ага, ладно. – Он передал мне бутылку со стола Орхана Атамана и потопал прочь.
Я выдавила на край тарелки лужицу кетчупа, окунула туда картошку и разбила вилкой яйцо. Потекла желтая жижа… Я с омерзением отодвинула тарелку. Аппетита как не бывало.
Я не вылезала из-за руля до двух утра. Сколько могла продержаться. Просто ездила, почти не врубаясь, ни кого везу, ни куда везу. Головная боль не отпускала, и пришлось проглотить еще пару таблеток, запив их обжигающим горло «Лафроэйгом». Когда пассажиры пытались со мной заговорить, я делала вид, что не слышу. Включила радио, чтобы их заглушить, но понятия не имела, что это за станция.
Дома в гостиной перегорела лампочка, и я с трудом проложила себе путь через завалы – лишь бы только добраться до спальни, не переломав ноги.
Я слишком устала, чтобы заснуть, и, кажется, целую вечность ворочалась с боку на бок, но когда бы ни взглянула на часы, стрелки не двигались. А потом до меня дошло, что часы стоят. Батарейка села.
Моргун смеется на заднем сиденье. Я прошу прекратить, но ему хоть бы хны. Рядом еще кто-то, но я не вижу, кто именно, – слишком темно. Я еду вдоль реки, дорога запружена автомобилями. Хочу остановиться, но не могу – негде. Я обливаюсь потом, руки трясутся, приходится что есть сил цепляться за руль, чтобы унять дрожь. Машина не слушается меня, а Моргун продолжает смеяться. Я кричу, чтобы он захлопнул хлебало, но ему все до фонаря. А кто сидит с ним рядом, я так и не могу разобрать. Мы выезжаем на более освещенную полосу, и оранжевые огни фонарей заливают кеб. Вспышка света – и темнота. Вспыхнуло – погасло. Вспыхнуло-погасло. Бросаю взгляд в зеркальце и мельком вижу лицо, а потом – опять ничего. Я гадаю, не тот ли это псих, который пытался поджечь мою машину, но свет вспыхивает снова, и я понимаю, что это женщина. Моя мать.
– Мама, – зову я, но она не отвечает.
Ничто в ее глазах не выдает, что она меня узнала. Они пустые.
Моргун по-прежнему смеется.
И вдруг ее рот открывается – щелк! – будто опустили подъемный мост.
И наружу выплескивается…
Цвет.
Я проснулась и, спотыкаясь, кинулась через комнату, давясь слезами и рвотой. Глаза были широко раскрыты, но все, что я могла видеть, – это цвет; он выходил далеко за пределы зрения, он заслонял все. Я ухватилась за выключатель, нажала – без толку. Побрела через горы хлама, мечтая дорваться до стакана воды, до чего-нибудь, – и споткнулась, растянулась во весь рост, стукнувшись головой о деревянную ножку кресла. Несколько минут я лежала на полу, дожидаясь, когда сгинет цвет, когда отпустит боль.
Когда цвет пропал, я нашла в себе силы подняться и начала различать предметы в темноте. Пробравшись на кухню, включила там свет и пила воду из-под крана, стакан за стаканом, пока живот не отяжелел, как наполненное до краев ведро. Таких снов еще не было. И я не видела маму во сне с тех пор, как она умерла.
Ну все, я дошла. Нужен массаж. Часы на кухне показывали 4.27. Не могу же я звонить Стефу в такое время.
Или могу?
Желтый мобильник лежал на кухонном столе.
Трубку сняли после третьего гудка.
– Алло?
– Стеф? Стеф, это я. Кэт. Слушай, извини, что так вышло в воскресенье… Я…
– Кэт… Кэт, это не Стеф. Это Джимми.
– Ой, Джимми… Прости, пожалуйста, что побеспокоила. Мне нужно поговорить со Стефом, если он дома.
Пауза. Неловкая, тяжелая. – Джимми? Он дома? Мне неловко просить тебя разбудить его, но…
– Кэт, его здесь нет. Он арестован.
5
– Я хочу видеть Стефана Муковски.
У дежурного сержанта было худое лицо и по-девичьи пухлые губы. Он состроил недовольную мину:
– Стефан Муковски? – И бросил взгляд на список, приколотый к доске. – У нас такого нет.
– Извините. Я хотела сказать – Стивена Мура. Мне нужен Стивен Мур.
Сержант вздернул бровь. Потом пробежал ручкой по списку.
– А, да. Стивен Мур есть.
– Пожалуйста, я могу его видеть?
– А вы кто?
– Его подруга.
Сержант окинул меня оценивающим взглядом и отошел от решетки, через которую мы разговаривали. Миновав длинный ряд шкафов, столов и мониторов, подошел к женщине со строгим пучком и с огромными подкладными плечами; она листала какие-то бумаги.
Я целую вечность стояла и от нечего делать глазела по сторонам. Высокий сводчатый потолок, паркетный пол. Вдоль стен тянулись скамейки, на некоторых свалены чьи-то вещи. Девочка-подросток с размазанной по щекам косметикой вытирала лицо салфеткой, приятель что-то шептал ей и похлопывал по плечу. Напротив сидел крепко сбитый азиат – спина выпрямлена, руки скрещены на груди, на лице не отражается никаких чувств. В дальнем конце комнаты, в напряжении держа друг друга за руки, на скамейке застыла пара средних лет – оба худые, бледные.
Дежурный сержант вернулся; вид у него был надутый.
– Ну что? Могу я его увидеть?
– Пожалуйста, подождите минуту, мисс. – Перегнувшись через решетку, он обратился к азиату: – Мистер Ятрик? Переводчик с урду? Будьте любезны, пройдите. – И указал на дверь по соседству с решеткой.
Азиат кивнул и встал.
Сержант уже готов был уйти, но все же снова обернулся ко мне:
– Миссис…
– Чит. Мисс.
– Мисс Чит. Извините, но в данный момент ничего не могу для вас сделать. Лучше идите домой; возвращайтесь после восьми, тогда здесь будет сержант Крайер. Думаю, он вам поможет.
– Но я должна его видеть. Почему он здесь? В чем его обвиняют?
Бровь снова взмыла вверх.
– Мисс Чит. Вы можете сесть и подождать здесь, а можете пойти домой и вернуться позже. Дело ваше.
– Его привел Крэйг Саммер? – не думая, бухнула я.
Сержант посмотрел на меня как-то странно. С подозрением.
– Извините, мисс Чит. Я понятия не имею, о ком вы говорите.
Я рискую жизнью…
Я закусила губу так, что ощутила вкус крови.
Опять мужчина в форме. Если это, конечно, можно назвать мужчиной. Терри торчит за своей конторкой в доме Крэйга Саммера, в Челси-Харбор. Шесть утра, и Терри прячет свой завтрак за компьютером. Я учуяла запах паштета, намазанного на тост.
Терри явно заволновался, когда я вошла в вестибюль, и вряд ли его следовало осуждать за это. Вид у меня был как с перепоя – дикие глаза, обведенные темными кругами, взлохмаченные волосы, мятая одежда. И если выглядела я хоть вполовину такой взбешенной, какой была на самом деле, то зрелище, наверное, действительно получилось не для слабонервных.
Я хотела ворваться прямиком к Крэйгу и вмазать ему в брюхо. А потом что есть сил наподдать по яйцам. А когда он согнется, хватая ртом воздух, сгрести его за шкирку и спросить, какого черта он нарушил слово и арестовал Стефа. Стеф, видите ли, «никто», Стеф его «не интересует»! Двадцати четырех часов не прошло, и Стеф в тюряге, а я с ним даже повидаться не могу!
– Ой, это вы. – Уголки рта у Терри задрожали. Прыщи запылали ярче. Кажется, сейчас расплачется.
– Да, Терри, это я. – Церемониться с этим говнюком я не собиралась.
– Как ваш диабет?
Господи, да он хихикает! Этот сопляк смеяться надо мной вздумал!
– Не знаешь, Крэйг Саммер дома?
– Нет. То есть да. В смысле, да, знаю, что его нет дома. – Хихикать он перестал, но обрамленный прыщами рот еще подергивался в улыбке.
– Ты уверен?
– Ясное дело, уверен. Он съехал вчера.
– Он – что?
– Съехал. Увез все вещи на грузовике.
– Врешь! – Я рванулась к Терри, пытаясь хоть его ухватить за шиворот, но он быстро отскочил назад.
– Нечего на мне отыгрываться, если ваш дружок вернулся к жене, – прошипел он. – Сами знаете, что это правда… Она так и представилась. Дружелюбная такая. Она его на грузовике и увезла. Красивая, Марианной зовут. Волосы белокурые, как у принцессы.
Я больше не могла этого слушать, мне срочно требовался воздух.