Выбрать главу

Сделав пару глотков и убирая бутылку, «Гленфиддиха» я мельком глянула в зеркальце. Внутри все подскочило, я едва сдержала крик: Джоэл сидел сзади, голова его моталась в такт движению машины, из ноздрей лились сопли и кровь. Я резко нажала на тормоз, его голова качнулась, и я увидела глаза – там, в парке, они были закрыты. Его глаза, некогда такие красивые, были неподвижны, пусты. И мертвы.

Нырнув в тупичок, я выдернула ключ из зажигания, чтобы прийти в себя. Конечно же, ничего не было – просто трещина на скользкой глади реальности, иллюзия, порожденная тенями, страхами и снами наяву.

Когда сердце перестало мчаться как бешеное и дыхание выровнялось, я снова завела мотор и направилась туда, где хотела очутиться больше всего на свете, в единственное место, которое кажется мне настоящим. Дом Ричарда в Крауч-Энде.

Все огни были погашены. Я нажала на кнопку звонка лишь один раз и очень кратко – не хотела будить Дотти, чья спальня расположена как раз над парадным. Прождала с полминуты и позвонила снова. Прошла еще целая минута. Ричард так и не подошел к дверям, и я в отчаянии принялась звонить и звонить. Ничего. Где его носит? Уж теперь-то он точно проснулся!

Я запаниковала – стала колотить в дверь кулаками, закричала в щель для почты:

– Ричард, это я! Открой! Открой эту чертову дверь! Впусти меня!

Наверху зажегся свет. Из комнаты Дотти донесся плач. По лестнице загрохотали шаги. Лязгнула задвижка. Сбросили цепочку. Дверь отворилась, и на меня хлынул поток света.

– Китти… – Он стоял в халате и тер руками голову. Волосы торчали хохолками. Лицо было сердитым, но через мгновение злость сменилась тревогой. – Господи, Китти, у тебя ужасный вид. Что случилось?

– Чаю. Я хочу чашку чаю.

Я пролезла мимо него в дом. Наверху плакала Дотти; я направилась в кухню, предложив Ричарду:

– Может, пойдешь к ней?

Добралась до чайника, налила воду, включила.

– Нет, все в порядке. – Стоило Ричарду произнести это, как Дотти умолкла.

– Ух ты. Ловко. – Я взяла чашку с подставки. – Тебе налить?

– Китти, что происходит?

– Или, если хочешь, сделаю горячий шоколад. Кофеин, насколько я знаю, тебя стимулирует. – Я достала вторую чашку.

– Китти, хватит!

Уязвленная, я резко обернулась – и уставилась на выдолбленную тыкву с кривой улыбкой, красующуюся на кухонном столе.

Ричард доплелся до стола – неловкий, помятый, – сел сам и придвинул другой стул ко мне.

– Присядь на минутку.

– Ладно. – Я нерешительно приблизилась и наклонилась, чтобы поцеловать его в голову. Твоя макушка пахнет подушкой. – Я часто говорила так. Один из милых наших стишков для двоих. И мне сразу стало лучше.

Ричард улыбнулся, но улыбка получилась кривой, как оскал той тыквы, и ее быстро сменило выражение усталости.

– Ты знаешь, который час, Китти?

– Без понятия.

– Почти полдвенадцатого.

– Ох.

– Вот именно – «ох». О чем ты думала, заявившись в такое время?.. Ты что, пьяна?

У меня вырвался слабый смешок:

– Нет. Конечно, нет.

Ричард окинул меня взглядом, отмечая и непривычную вялость, и несвежий вид, и снова посмотрел мне в лицо. Я была на грани истерики.

– Ну, может, пропустила глоток-другой. Ричард…

– Что?

Я попыталась собраться с силами.

– Извини, что я пришла так поздно. И мне жаль, что я разбудила Дотти. Просто…

– Просто – что? Китти, да ты посмотри на себя…

– Знаю. Я разваливаюсь, знаю. – Я хотела взять его за руку, но руки Ричарда прятались в карманах халата. Стоп. Нужно привести мозги в порядок. – Ричард, я повидала сегодня… Повидала такое… – Мертвое лицо Джоэла, измазанное кровью и соплями, возникло перед глазами. Я все еще ощущала запах опавшей листвы и грязи в парке. И горячий, сладковатый запах гниения.

– Китти, о чем ты? Что – «такое»?

Я встряхнула головой, отгоняя видение, и постаралась сосредоточиться на лице Ричарда – этот озабоченный, нахмуренный лоб, мягкий рот…

– Неважно. Главное – я поняла, чего я хочу. Ричард тер глаза, моргал – и молчал.

– Я хочу осесть, хочу мужа и семью. Хочу выйти за тебя, Ричард, и делить с тобой все. Хочу стать матерью для Дотти.

– Ох, Китти… – С Ричардом творилось что-то странное. Он будто был не в силах говорить.

Это был не его голос. Голос, которого я не слышала прежде.

– У Дотти уже есть мать.

У Джемаймы полные губы. Глаза, нос, кости – все такое мягкое, что я могу схватить и смять, как кусок теста. Длинные и густые каштановые волосы, бледная кожа. Очень женственная. Прямо прерафаэлиты долбаные. Небесно-голубой хлопчатобумажный халатик оставляет открытыми мягкие белые колени. Скрестив руки на груди, она презрительно смотрела на меня, словно я была воровкой детей.

– Что она здесь делает? – спросила я слабо. Ричард смотрел в пол.

– Скажи ей, Ричард, – произнесла Джемайма самодовольно.

– Скажи – что?

Но я уже знала – что

– Китти, это было нелегко… – Ричард совсем обмяк.

– Ты говорил, что никогда не примешь ее обратно. Говорил, что хочешь меня. – Я подалась вперед, схватила его за плечи. – Прогони ее, Ричард. Пожалуйста, пусть она уйдет.

– Да никуда я не уйду, – заявила Джемайма. Я проигнорировала ее – смотрела только на Ричарда, вцепившись в его плечи. В глазах его было что-то мертвое.

– Ты не можешь доверять ей. Она же бросила тебя. Оставила Дотти. Как ты позволил ей снова сюда приползти – после всего, что она сделала! Однажды она тебя поимела – и снова это сделает.

– Вон отсюда! – Джемайма рванулась к нам.

Я заметила холеные, покрытые розовым лаком ногти, и тут она вцепилась в мою руку и попыталась поднять меня на ноги.

– Убери лапы!

Джемайма снова дернула, надеясь стащить меня со стула. Я чувствовала, что на это уходят все ее силы. Я не двигалась с места, одной рукой уцепившись за край стола. Ричард прятал глаза.

– Ричард… – Мой голос дрожал. От злости или от горя – не знаю. – Выход только один, и это ты…

Джемайма опять дернула мою руку, едва не вырвав ее из сустава, и я закричала от боли. От нее несло сексом. Твоя макушка пахнет подушкой

Трещина разошлась, реальность раскололась. Мгновение назад я цеплялась за стол – мгновение спустя стояла посреди кухни, а Джемайма валялась у плиты. Испуганные глаза смотрели на меня из вороха каштановых волос и розовых ногтей. Халат распахнулся, обнажив белую плоть и рыжую поросль. Джемайма схватилась за разбитый в кровь лоб.

Ричард закрыл лицо руками.

Я словно со стороны услышала свой голос – будто это говорил кто-то другой:

– Ты же со мной трахался – да я тебя пришибу сейчас…

Рука сжалась в кулак, потянулась вперед.

– Мама!

Она вбежала в комнату в ночной рубашке. С клубничками – я купила ее в «Маркс энд Спенсер». Маленькие ножки дробно топали по плиткам. Пронеслась мимо отца, мимо меня, не замечая нас.

– Милая, все хорошо. С мамой все в порядке. – Джемайма обняла ее, прижала к себе, зашептала на ухо: – Успокойся, малыш, все хорошо.

И улыбалась через плечо Дотти. Улыбалась, глядя на меня. На рубашку с клубничками капала кровь.

8

Дышать было тяжело, но виски помогало. Одной рукой я держала руль, а другой – бутылку. В небе сияли звезды, дорога была пуста. И куда, на хрен, я еду. Узкие переулки. Большие шикарные дома. Огни светофоров – на кой черт они нужны… Дорога передо мной так и так открыта. А это что за зеленая мутотень?.. Хемпстед. Хемпстед-Хит, мать его…

Надо решить, куда я еду. Нужна какая-то цель, нельзя же и дальше катиться куда глаза глядят. А то скоро по кругу начну накручивать.

Страшный старый Кэмпден. Неистребимый запах хот-догов. Козлы на тротуарах держатся за свои кебабы, орут вслед такси. Огонек выключен, педрилы. Я вам не прислуга, мать вашу. Я же именно здесь Джонни в первый раз увидела. Его сдувал ветер, как нарисованного человечка-палочку, только в развевающемся пальто. К «Слону» просил подвезти… Знать не знал, кто я. И я так и не сказала, что встречала его раньше.