Зал был набит до отказа. Пришла вся школа, учителя, родители, все! Но Маша не волновалась, как это бывало с ней на репетициях. Она играла только для одного человека — мама сидела в первом ряду, самая красивая из всех мам, и вместе со всеми хлопала своей дочери, сказочной Золушке.
Все было особенным на этом спектакле, и декорации словно заиграли новыми красками, и огонь в камине Золушкиного дома полыхал, как настоящий, и даже менуэт на балу звучал так, как это было, по мнению Маши, в семнадцатом веке… Спектакль получился пышным, настоящим, поэтому и аплодировали долго, не отпуская артистов. Маше и многим другим участникам спектакля подарили цветы. Это был настоящий триумф.
И вдруг в самом конце произошло событие, настолько потрясшее Машу, что она еще долго вспоминала о нем как о новогоднем чуде.
После того как артисты с цветами скрылись за кулисами, кто-то позвал ее. Как была, в бальном платье, с локонами, посыпанными блестками, Маша выпорхнула на сцену, и глаза ее расширились. Она смотрела на человека, который решительным шагом направлялся к ней, и даже зажмурилась, ослепленная… К ней стремительно приближался сам Юрий Могилевский.
— Вы — Машенька? Очень приятно познакомиться. — От одного звука его голоса у Маши закружилась голова. — Вы не могли бы уделить мне несколько минут?
Она смотрела на него, слышала аромат его одеколона, и ей казалось невероятным, что это он, что она видит его высокий красивый лоб, добрые глаза, шелковистые и блестящие вьющиеся волосы, к которым так мечтала прикоснуться, слышит его божественный бархатистый голос…
— Да-да, конечно… пройдемте вон туда, за рояль, там и поговорим… — сказал кто-то весьма деловой и практичный внутри ее, словно сейчас в ней жила еще одна Маша.
— Дело в том, что я — артист. Может быть, вы когда-нибудь слышали мою фамилию. Я — Могилевский. Пусть вас не удивляет, но я собираюсь попробовать себя в режиссуре. Мне принесли отличный сценарий, и я собираюсь снять по нему фильм о подростках. Все актеры почти подобраны, осталось только найти девочку на главную роль. Женя, моя дочь, рассказывала мне о вас, о том, какая вы талантливая и как хорошо играете Золушку, но сегодня я сам имел счастье в этом убедиться. Я поздравляю вас, Машенька, это успех!
Машу зашатало. Она уже ничего не понимала. Ей казалось, что сцена куда-то поплыла, а вместе с ней и декорации, и даже рояль…
— Я бы хотел, чтобы мы после праздников встретились с вами, если не возражаете, сделаем несколько кинопроб. Вы согласны? Я вижу, что вы устали и вам сейчас не до меня, но все же продиктуйте мне ваш номер телефона… — Он достал записную книжку.
Маша продиктовала.
И тут Могилевский совершил самый невероятный поступок — он, нежно приобняв Машу, поцеловал ее. «С наступающим вас, Машенька…» — услышала она как в тумане. И он тут же исчез. Как видение. «Ну вот, теперь у меня еще развиваются галлюцинации», — подумала Маша и, вырвавшись из темного закутка за роялем, бросилась в гущу нарядно одетой толпы. Ей надо было найти маму, Никитку…
В шесть часов ровно Маша, никому ничего не сказав, надела теплый свитер, джинсы, меховую куртку с капюшоном и поехала в театр. Ей было важно понять, привиделся ей Могилевский или нет. Она уже начала опасаться за свое здоровье.
Она знала, что теперь ее трудно будет кому-либо остановить. Неведомая сила толкала ее вперед, через служебный вход. «Я к папе», — сказала она вопросительно взглянувшей на нее поверх очков старушке за стеклянной конторкой. И дальше, по лестнице, к гримерным. Ее всю трясло, когда она остановилась перед дверью с табличкой «Ю. Могилевский».
«Если он удивится моему приходу и не узнает меня, значит, у меня «крыша поехала». Если же назовет по имени, значит, это моя судьба…»
Она постучала. «Войдите!» Она открыла дверь и увидела… Деда Мороза. Он заканчивал гримироваться и, обернувшись на звук, замер с губкой, блестящей от красной помады, в руках. Маша мгновенно как бы сфотографировала его столик, заставленный коробками с гримом, красную бархатную шапку, белые кудри и бороду с усами, роскошный, расшитый серебряными нитками халат или шубу…
— Извините, — сказала она и, пятясь, вернулась в коридор. А оттуда уже быстро, ничего не видя и не чувствуя, бросилась к выходу.
Уже на улице Маша, слегка освежённая морозом и легким ветром, подошла к афише и прочитала объявление об отмене сегодняшнего вечернего спектакля.
«Но почему?» — несколько раз задавала она себе этот вопрос, прежде чем поняла, что ее кто-то зовет по имени.