Ведь несмотря на новый штамп в паспорте, официально подтверждающий твою свободу, эта стерва считает своим первым и единственным долгом — выдолбить тебе мозг претензиями и рассказать, что уже всем знакомым рассказала, какой ты гад.
Но, чёрт побери, ты свободен! И мечтаешь отключить телефон, развалиться на диване, посмотреть футбол, а лучше бои без правил и накачаться пивом с друзьями! Ты теперь холостяк, и имеешь полное право даже с утра! Но тут снова оно — мерзопакостное восьмое марта… И друзья поголовно заняты ублажением своих половин. Единственный свободный кореш укатил на Бали с новой девушкой. А тебе надо поздравить маму и бабушку, делая вид, что всё в порядке.
За возникшее раздражение испытываешь чувство вины, потому что мама — это святое. Она не виновата, что семь лет назад ты женился, как кретин. Кстати, она сразу сказала, что Елизавета ей не нравится…
Но сегодня мне ничего не оставалось, как привести себя в порядок, сесть в машину и отправиться за цветами и обещанным родительнице сюрпризом. Впрочем, никакой это был не сюрприз, мама их не любит. Она вообще молодец: без намёков, прямо в лоб говорит, что ей нужно, где взять и когда привезти. Не то, что с Лиз мучиться — понравится ей очередной шедевр ювелира или просто на карту денег перевести.
Мои парни поздравляют меня и говорят, что завидуют холостяцкой жизни, но я пока не уверен, есть ли, чему радоваться. Мозг по-прежнему клюют, от всех этих красавиц с ожидающим взглядом уже воротит, а в холодильнике пусто.
На работе я ем, но сегодня для секретаря тоже оно, восьмое марта! Чтоб этой Розе Люксембург с Кларой Цеткин в аду было так же хорошо, как мне!
Снова с утра названивала Лиза — ведь знает, стервозина, что я не имею права выключить служебный телефон, потому что мне в любой момент может позвонить Национальный директор из Нью-Йорка. А она, видите ли, мне список требований по ВотсАпу прислала. И по Телеграмму, а я не прочитал.
Я припарковался и с отвращением смотрел на тёток, радостно порхающих с букетами или без, но с видом, что ты им должен. Забубенный и злой, я сначала и не обратил внимание, кто сел в машину. Какое-то светлое пятно с кошёлками. Зачем она мамин адрес назвала, тоже не понял, — вроде я не знаю?
Потом выяснилось: не ту подхватил. Здравствуйте, приплыли. И только тогда я обратил внимание на то, что сидело рядом, точнее на кого — глаза большие, рот призывный, ресницы порхают туда-сюда удивленно, белокурые кудряшки и любопытный нос. Я даже не задумался, что там под розовым, пушистым пальто и голубым шарфом, потому что обалдел.
— Улыбнитесь, — говорит мне она.
Сейчас!
А она будто вчера на свет родилась: глаза светлые, голубые-голубые, почти прозрачные. Дождь пошёл, а в них небо так и продолжило отражаться. Эффект отложенного кадра. И улыбка на пол-лица. Шея и щёки нежные — аж коснуться захотелось, чтобы убедиться, что на ощупь они тоже шёлковые…
Но я быстро взял себя в руки: стоп! Она ещё ребёнок, вся в иллюзиях, позитиве и солнечной цыплячести, а мне сорок. Я старый, уставший и злой. Мне нужен футбол, диван и тишина перед неделей командировок. А эта болтает без умолку…
Если бы не пробка, уже бы давно довёз, высадил и забыл. Но она продолжала сидеть рядом, светиться без спросу и смешно морщить нос, набирая что-то в телефоне. Даже на предложение заткнуться не обиделась. Хотя для женщины это обычно самое страшное оскорбление.
Дождь прекратил, мы продвинулись на полтора метра. Пробка не рассасывалась — впереди я заметил аварию, явно не серьёзную, но пара авто и выкопанная по центру яма надёжно перегородили проспект.
Смотреть больше было не на что. Я стучал пальцами по рулю и скашивал на непрошенную пассажирку глаза. Что-то в ней было. Изящная, как балерина, но те всегда держатся прямо, будто линейку проглотили, а эта устроилась на пассажирском сиденье, растеклась совершенно по-кошачьи и даже ногу под себя подсунула. Как у себя дома. Она хоть понимает, что нельзя быть такой трогательной? Тем более рядом с незнакомым мужчиной? Сказать ей, что ли? Да нет… пусть сидит. Хоть что-то приятное.
Я пялился на нимфу в кресле, одним глазом отмечая уведомления от Лизы, в которых мне сообщалось, что я подонок, сволочь, гад и отнял семь лучших лет её жизни, потому что не собираюсь оплачивать месячный тур на Гоа. Незнакомка рядышком продолжала улыбаться. От всего этого я переполнился диссонансом и не выдержал первым — пусть скажет!