Я шагнул из телефонного закутка и двинулся к лестнице.
– Прости, Николас, но я не убежден, что эти ретристы – или натуропаты – не просто сектанты, играющие в игрушки.
И тут мое горячее нетерпение спуститься по лестнице, схватить Энджи и рвануть прочь из «Савоя» внезапно угасло. Мы с Николасом посмотрели вниз. У подножия лестницы стоял Элков громила Мортимер, который тоже смотрел на нас, и щетина на голове у него блестела, как загривок цепного пса. Шутить наш щеночек, судя по его виду, не собирался.
– Стой где стоишь, Карсон. – Он направил на меня бревно, служившее ему пальцем, и затопал вверх по лестнице.
Я попятился к Николасу, показывая рукой:
– Йоу! – Объяснять не пришлось. Николас сгреб меня за лацкан и потащил по коридору к двери с надписью «ЛЕСТНИЦА».
– Карсон, – прогремело откуда-то сзади.
Перескакивая через три ступеньки, мы взбежали на верхнюю площадку и услышали, как внизу распахнулась дверь. Метнувшись в дверь на следующий этаж, мы как раз успели заметить, как «Городские Красавицы» длинноногим, осыпанным блестками строем, выйдя из репетиционного зала, сворачивают за угол впереди.
– Они идут на сцену. За ними!
Николас подхватил деревянный стопор, валявшийся на полу и ударом ноги загнал его под дверь на лестницу. А для надежности подставил под дверную ручку попавшийся поблизости стул.
За дверью затопали гигантские ботинки.
– Как мы пройдем за кулисы? Кто мы такие, что мы скажем? – зашептал я.
И не успел я закончить фразу, и не успела дверь за нами прогнуться под массой Мортимеровой туши, Николас заметил у стены стеклянную витрину. И вынул пистолет.
Только не настоящий, а, как я успел заметить, отмычку, похожую на уменьшенный и обрезанный пистолет для строительной пены, но оканчивающийся двумя металлическими зубьями.
– Мой рабочий инструмент, – подмигнув, сказал Николас.
Шаги Мортимера загремели вниз по лестнице. Николас недолго повозился с замком и распахнул дверцу витрины.
– Но это… это же гитара Мясного Хлебца![101] – изумился я.
– Да хоть чья.
Николас вынул красно-черную электрогитару, украшенную рисунком с обложки альбома «Адский нетопырь» и подписью Мясного Хлебца.
– Группа забыла своего гитариста. Скиппи не обойтись без него. То есть без тебя.
Николас сунул гитару мне в руки и подтолкнул меня вперед.
– Скуппи. Скуппи Милнер, – поправил я.
Мы нагнали арьергард «Городских Красавиц», покидавших репетиционный зал. С веерами из страусовых перьев в руках они напоминали гигантскую розовую гусеницу, рысящую по коридору. В хвосте шел костюмер. Услышав нас, он обернулся. Оранжевые волосы, вязаная кофта, бифокальные очки, землистое морщинистое лицо. Определив, что мы не из его гвардейских красоток, он вперил в нас взгляд овчарки.
Повыше подняв гитару и улыбаясь, мы изо всех сил старались не отстать от колонны длинных статуарных ног. Не встревожившись, костюмер обернул грустный взор на девушек и ни с того ни с сего бросил ядовито:
– Оркестранты!
– Мортимер поднимет тревогу! Когда мы туда явимся, нас будут ждать, – прохрипел я через плечо Николасу.
Я заметил, что он все время старается, чтобы я шел впереди. Прячется за моей спиной?
Вниз по лестнице набойки девчонок клацали по бетонным ступеням, будто стукались тысячи бильярдных шаров, так что мы не смогли бы услышать, нагоняет нас кто-нибудь или нет. Но мы спустились до уровня сцены, следуя за девушками, будто часть их свиты.
При всей роскоши остального «Савоя», закулисье там было, как везде, разве только просторное. Ну, то есть, что-то вроде активно используемого подвала или гаража: кирпичные стены, обвешанные распределительными коробками, тросами, лебедками, проводами и трубами. Там было темно, и всюду толпились артисты и техники, готовясь к подъему занавеса. В полумраке шепталось столько голосов, что получалось общее шипение, точно кобры собрались на съезд. Распорядительница глянула на нас поверх своего планшетика, но не успела и рта открыть, как Николас затащил меня за угол, в узкий боковой коридор, по стенам которого шли кабинки и двери. В середине коридора мы увидели знакомую четверку мумий – они мирно болтали в пятне света около двери с нарисованной звездой. Они были в форменных клетчатых смокингах и будто бы ни о чем не тревожились.
– Не останавливайся, Гарт, – проворчал Николас.
– А куда мы?
– Не знаю, но если остановишься, они обратят внимание. Это подозрительно. Вот, надень.
Он сунул мне в свободную руку пару очков. Те самые фальшивые очки без стекол. Я нацепил их, надеясь, что маскировку довершит мой эпоксидно-крепкий гель для волос. Когда мы с мумиями виделись в последний раз, я был в ретристской пижаме и с изрядно растрепанной прической.
Мы приблизились, Николас неслышно что-то прошептал, а времени на внятный перевод уже не было. Дошли до мумий; они расступились, пропуская нас. Я чувствовал ладонь Николаса на своем локте, и он рывком остановил меня перед клетчатой четверкой.
Николас развернулся к ним.
– Ижвините, этому болвану из оркештра нужна штруна для гитары. – По дороге Николас напихал за щеки и под нижнюю губу «клинекса»; глаза он таращил, как плошки. – Оркештранты! Он хофет ужнать, мовет у кого-то из «Швингеров» есть штруна вжаймы? М-м?
Они уставились на Николаса, будто компания профессиональных гольферов в кантри-клубе – на помощника газонокосилыцика. У меня закололо лицо. Николасовы кривлянья слишком уж нарочиты, подумал я. Мы – уже готовые трупы.
Мумия № 1 фыркнула на Николаса, оглядела мою гитару, потом меня. Я сглотнул.
– Хорошая гитара. А порванных струн не видно.
– Она почти порвана, – погнал я. – Вон там. А так не видно. Там, э-э, где намотана на колок. Она порвется, как только я начну играть. – При этом я свирепо кивал головой.
– Оркештранты!
Николас всплеснул руками и покивал остальным мумиям в притворном сожалении.
Мумия № 1 повела глазами и остановила их на Николасе. Потом навалилась на косяк и повернула дверную ручку.
– Тут одному нужна струна для гитары. Есть?
«Шикарные Свингеры» принарядились в мешковатые синие пиджаки из блестящей ткани, черные рубашки и алые галстуки. Некоторые прихорашивались, сидя перед подсвеченными зеркалами. Другие сидели задом наперед на складных стульях в середине комнаты, курили и болтали. Стены были желтые, обстановка спартанская и все завалено футлярами от инструментов. Скуппи не было.
«Свингер» с острыми голубыми глазами и небольшой бородкой, в шляпе с примятой макушкой (поля загнуты) поднялся со стула в середине. Попятился к открытому гитарному футляру.
– Какую струну?
– О. Ну, а… Струну, мля!
В комнате раздались смешки, у меня по спине зазмеилась струйка пота. Музыканты забормотали:
– Еще бы… Струна мля… Ништяк…
– Есть одна ля. – Востроглазый, улыбаясь, пошел ко мне с колечком проволоки, которое и было струной. – Оба-на, смотрите-ка, что за гитара!
– А что за гитара?
В комнату, распространяя легкий запах спиртного, вошел главный «Свингеров» – Роб Гетти.
– Что тут творится? Наш выход через полчаса, мужики. Не спите.
– А это у нас тут кто? – Скуппи вошел и остановился рядом со мной. В руках – маленький чемоданчик и стойка для пюпитра.
Я заметил, что на стойке закреплены три полукруглые чашечки, разные по размеру.
– Струна порвалась. Просто зашли за струной, – пробормотал я и повернулся уходить.
– Погоди-погоди.
Скуппи удержал меня за бицепс:
– Не так быстро. Дай-ка посмотреть на это банджо. Малыш! Автограф Хлебца?
– Оркештранты! – брякнул Николас, и несколько парней вяло нахмурились.
– Знаешь Хлебца? – спросил Гетти.
– Погодите, я знаю этого парня, – сказал востроглазый. – Ты… какеготам… ну, тот парень. Ну, играл еще с Хлебцем. У него были такие сумасшедшие усы вроде как.
101
Мясной Хлебец (Meat Loaf, Марвин Ли Адэй, р. 1947) – американский хард-роковый музыкант и актер. Альбом «Адский нетопырь» (Bat out of Не11)записан в 1977 г. (музыка и тексты песен Джима Стейнмана).