— А-ха-ха-ха-ха!
— Вот именно! Мало того, что я выступал в роли катафалка, так они ещё и бабушку забыли!
— О-о-ой! Не могу! — пассажир держался за живот и вытирал проступившие от смеха слезы. — Да-а-а! Спасибо! Это веселая история!
— Ещё какая веселая! Ситуация то по сути грустная, а я всю дорогу ехал и сдерживался, как бы не заржать. И смех и грех, как говорится.
— О-о-ой! — пассажир вытер рукой вспотевший лоб. — Мне так повезло, что я вас встретил!
— Оп-па! — Жорик резко остановился.
— Что случилось? — испугался пассажир.
— Кажется, мы встали в пробку… Странно, откуда она здесь?
— Это надолго? — с тревогой спросил пассажир.
— Пока не знаю, — ответил Жорик, копошась в навигаторе. — А-а-а! Все ясно! Похоже, переезд закрыт.
— А нельзя ли как-то его объехать?
— Дык, нет. Это единственная дорога.
— Ох, как досадно! Видите ли, мне никак нельзя опаздывать.
Пробка не двигалась, и не было видно приближающегося поезда. Напряжение росло. Пытаясь хоть как-то разрядить обстановку, Жорик спросил:
— Неужели даже в вашей работе так важно время?
— Конечно, молодой человек, конечно! Ведь если даже немного помедлить, может ничего и не случиться. Вот, например, однажды я застрял в лифте, и пока я там куковал — расторопные врачи откачали клиента. А был ещё такой случай: ехал я в метро и разговорился с одним буддистом. То есть… сам он не говорил, что он буддист, это я уже позже сам сделал такой вывод, когда погуглил значение тех терминов, которыми он апеллировал. Ну, не суть. Так вот, этот буддист мне втирал, что якобы смерти не существует, что смерть, мол, плод человеческого воображения. — Представляете?!
— С трудом…
— Так вот. Я и не сдержался, ответил этому буддисту: «Как это, мол, смерти нет? Вы же меня видите, значит, я есть!» А он такой: «Вы — лишь плод моего воображения, на самом деле нет ни вас, ни меня, всё есть пустота!» Я, если честно, немного охуел от таких заявлений! И, по правде говоря, я не очень люблю спорить, но тогда меня это прямо возмутило, и я начал доказывать ему реальность своего существования. Говорю: «Смотрите — вот черный балахон. Вот пронизывающий взгляд. А хотите — пройду сквозь стену вагона?» А он, мол: «Ваш внешний вид — это лишь воплощение моих предубеждений о смерти, сформированных социальными легендами». В общем, слово за слово — я и проехал свою остановку…
— М да, странный тип…
— И я про то же! Очень странный! Но… после того случая я зарекся опаздывать, слишком уж это дорого мне обходится.
— А что вам бывает за опоздание?
— Хм… Хороший вопрос. Наказание, наверно. Честно говоря, я не помню…
— Как это, не помните?
— Видите ли, я вообще не помню ничего, что за пределами моей работы. Я помню только то, что происходит со мной на работе.
«Как это, наверное, грустно, — подумал Жорик, — помнить лишь работу, но не помнить самого главного — выходных».
— Да, это очень грустно, — продолжил пассажир, опять прочитав мысли Жорика. — Я бы хотел вспомнить то, что происходит со мной за пределами работы. Но почему-то не могу…
И на несколько минут оба погрузились в собственные мысли.
И вдруг Жорика осенило:
— Вы знаете! А похоже, что у вас… амнезия!
— Что?! — испуганно переспросил пассажир.
— Амнезия! Это такая болезнь, при которой информация из кратковременной памяти не перемещается в долговременную, что-то в этом роде… На эту тему даже американский фильм есть — «Пятьдесят первых поцелуев».
— Ам-не-зия? Вы думаете?
— Похоже на то.
— И что же мне делать?
— М-м-м, обратитесь к врачу.
— А какой врач за это отвечает?
— Даже не знаю, погуглите.
— Да, точно. — Он достал телефон (непонятно откуда) и начал выискивать информацию в интернете. — Вот чёрт! — вдруг выругался он.
— Что такое?
— Да тут целую медкомиссию нужно пройти: и невролога, и хирурга, и психотерапевта, и еще чёрт те знает кого!
— Ну, а как вы хотели? Чтобы быть здоровым, нужно проявить волю.
— Ой, кто бы говорил… — иронично заметил пассажир.
— Это да, это да… — согласился Жорик.
И вновь оба погрузились в собственные мысли.
Так они несколько минут сидели в неловком молчании. Пока вдруг пассажир не заговорил:
— Смотрите! — указав пальцем на поле, на которое медленно спускалось алое солнце. — Смотрите, как красиво!
Жорик инстинктивно посмотрел в сторону, указанную смертью.
Огромный безмолвный алый круг медленно, но стремительно спускался к горизонту. И ничто не могло его остановить — ни тучи, ни черные штыки леса. Все как будто плавилось в раскалённом диске, становясь таким же алым и однородным: и лес, и стая птиц, и какие-то деревенские домики, и звук семафора, и даже его красный цвет, и сам горизонт, и все слова и мысли — всё становилось однородной алой сущностью. Но это не было страшно, страха не было, страх так же расплавился и стал ничем. Будущее, прошлое, само время — все расплавилось. Остался только этот молчаливый алый свет. И казалось, что этот молчаливый алый свет проник в самого Жорика, наполнил его вены, нервы, лёгкие… Но Жорик осознавал это не умом, не словами, никаким из пяти чувств. Он просто был этим алым светом, и все. И ему это нравилось.
— Да-а-а! Красиво! — констатировал Жорик, сам не понимая, зачем он это сказал.
И эта, казалось бы, безобидная мысль уничтожила все разом. Больше не было этого однородного алого безмолвного света. Вместо него появилось слово «закат», потом слово «солнце», потом ещё какие-то слова и мысли. А с этими мыслями к нему вернулись проблемы и страхи. Переезд открылся. И Жорику стало так страшно, не понятно от чего, что ему захотелось срочно куда-то ехать, к чему-то стремиться. И он стремительно поехал вперед.