Луис качает головой, будто не понимая серьезности ситуации. Его самодовольная улыбка лишь подзадоривает меня. Это не просто игра и не шутки; эта девушка — не что-то, что можно делить между друзьями. Я сглатываю, ощущая, как в горле застревает гнев.
― Ты слишком эмоционален, ― неуместно подмечает Луис, обтекаемым тоном, словно это не касается всего остального, ― Мне кажется, ты забыл, как это просто развлекаться.
Нервный смешок вырывается у меня, и я отводю взгляд. Мне не нужны его слова — они не помогают. Я помню, как она обернулась ко мне, её улыбка была для меня одной из самых настоящих. Я вдыхаю глубже, пытаясь удержаться в рамках, но желание вырывается наружу.
Демьян снова встает между нами, и я понимаю, что он не просто друг. Он — мой щит. И пусть наши взгляды скрещиваются с Луисом, я знаю: ничто не станет преградой между мной и тем, что я хочу.
Демьян стал на шаг вперед, его уверенность словно излучала тепло, которое согревало меня в этот напряжённый момент.
Я чувствовал, как его присутствие укрощает моё смятение, и с каждой секундой я внимательнее вслушивался в свои мысли. Луис, казалось, этого не замечал, его самодовольная ухмылка лишь усиливала напряжение между нами.
― Ты не понимаешь, ― произнес я, стараясь сделать свой голос более решительным, ― Это не просто развлечение. Это чувства. Мои чувства.
Луис закатил глаза, как будто я только что произнес нечто абсурдное. Но в его реакции я заметил тень сомнения. Возможно, те слова, которые он так легко отпускал в воздух, окажутся недостаточными, когда дело дойдет до настоящих последствий.
Сердце стучало в унисон с моими мыслями. Я недолго раздумывал и шагнул к нему ближе, готовый бросить вызов любым его попыткам подавить меня. В этот момент я знал: борьба за её внимание и сердце только начинается. Я не позволю никому отнять у меня то, что мне дорого.
Луис усмехнулся, но в его глазах сквозила та настороженность, которая обычно выступает в неожиданные моменты.
Я чувствовал, как воздух между нами натягивается, наполняясь напряжением, которое можно было резать ножом. Мои пальцы сжались в кулаки, и я заставил себя не отступать, не показывать ни слабость, ни страх. Я был здесь не просто ради себя, но и ради неё, ради того, что нам обоим было дорого.
― Ты думаешь, что понимаешь, что такое чувства? ― резко произнес он, шагнув в мою сторону.
В его голосе ощущалась холодная уверенность, но я не собирался позволить ему добиться своего. Я раздвинул плечи, подаваясь вперед, словно защита от всех завоеваний, которые он пытался навязать.
― Я знаю, что такое любовь, ― ответил я твёрдо, ― И я готов бороться за неё. Не могу позволить никому разрушить то, что между нами.
Луис замер на мгновение, а потом его ухмылка исчезла, уступив место серьёзному выражению. В глазах заискрились искры понимания, но этого было недостаточно.
— Тогда признай, что ты одержим ей.
— Да, — рычу я, — Да чёрт возьми. Я одержим ей.
— Ты понимаешь, что это не здорово? — смеётся мой друг, но в его голосе чувствуется тревога, — Одержимость это не любовь. Это заключение в клетку, где ты сам себе тюремщик.
— Да, я понимаю, — отвечаю, сжимая кулаки, — Но разве не прекрасно быть пленником, если твоя клетка наполнена её запахом и голосом? Я живу с мыслю о ней, и она мой воздух, даже если это воздух весом в свинец.
— Ты решил, что она твоя муза? — говорит он, и я вижу, как искры озорства покидают его глаза, — Будь осторожен с такой одержимостью.
— Я готов рискнуть, — отвечаю я, ощущая, как страсть охватывает моё сердце, — Она заполнила пустоту, которой раньше даже не осознавал.
— Однажды ты можешь обнаружить, что она вовсе не такая, какой ты её представлял.
— Иллюзия или нет, — отвечаю я, — Она всё равно даёт мне силы.
Глава 40
Микаэла.
Вернувшись вечером в дом Вильям. Он уже был в стельку пьяный.
Он ковылял вместе с остальными и выставил себя в неприглядном свете, громко и назойливо приветствуя меня.
Желая потанцевать со мной, он потащил меня на танцпол, где мы попытались кружиться по комнате. Он споткнулся о свои ноги, потом о мое платье, и на этом танцы закончились.
Теперь он опирается на мое плечо, борясь с бессознательным состоянием, и мне нужно только найти, куда его положить.
Я оглядела комнату, наполненную светофорами и смехом, но мне хотелось лишь исчезнуть. Вильям продолжал бурчать что-то на ухо, не понимая, что его слова теряются в гуле музыки и смеха. Его глаза, полузакрытые, светились каким-то странным огнем.
— Ты чудесна, — произнес он с трудом, и я знала, что это не первое, что он говорит за вечер.