Мой уход в туалет не был вызван естественными нуждами в привычном понимании, хотя эта нужда и была частью моего естества. Стоя перед зеркалом, я распустил галстук, расстегнул рубашку и распахнул воротник. Цепкие пальцы легли на отражённую выскобленную шею, сжимая её.
Под пальцами почти ощущалось, как кожа, вздрагивала, натягивалась, становясь гусиной. В сонной артерии бешено пульсировала кровь, обдавая жаром. В ладонь и пальцы впивались мельчайшие волоски проросшей за вечер или недобритой щетины. Это было почти приятно.
Я задержал дыхание, чтобы сцена соответствовала сам себе. Удушаемый обязан был испытать удушение. Силы должны были покидать меня, но вместо этого откуда-то изнутри вырывалось торжество возбуждения, неконтролируемая стихия и я спешно ворвался в кабинку.
Правая рука сама собой нащупали пульсирующий член и начали взводить и низводить скользящую плоть, в том время как левая сжимала мою собственную шею. Хлопнула дверь соседней кабинки - я кончил, с тихим вздохом полным наслаждения. Теперь я заслужил право душить.
К моему возвращению за стол уже принесли горячее. Бифштекс с кровью казался мне демонстрацией мускулинности, поэтому я выбрал именно его и теперь смотрел с недоумением на недожаренный кусок мяса. Непрерывно говорившая жертва что-то заметила и задала вопрос.
Чтобы не отвечать, я вынужденно отрезал кусок говядины и отправил в рот. Солоноватый привкус крови смутил меня, затем понемногу овладевал моим умом, когда я стал явственно представлять, как всасывая чужую кровь, напитываюсь жизненной силой убитого. Это опьяняло.
Стоило прикрыть глаза, как перед моими глазами возник мост. Под ним река билась снизу о тонкий лёд, силясь вырваться на волю. Нужно ей помочь, пронеслось в моей голове пожаром красных всполохов. Кажется, теперь я знал куда отведу жертву. Нужно только найти повод.
Девушка говорила много и охотно, что, впрочем, только подчёркивало какой скудный выбор собеседников был до нашей встречи. Как странно. Такая общительная и способная наладить диалог с кем угодно, но такая одинокая. Как видно, универсальность только осложняет выбор для жертвы.
Десерт я поглощал с трудом, лениво размазывая вилкой шоколадные коржи тирамису по большей тарелке. Жертве было неловко, поскольку встреча подходила к концу, а мы так и не решили, что будет дальше. Так она думала. Если бы она только знала... То не пошла бы со мной через подвенечный мост.
Мост, увешанный массой замков с надписями полными любви и надежды, принял нас, как принимал сотни новобрачных. Это вскружило голову девушке, заставляя лепетать что-то милое и бессвязное, теснее прижиматься ко мне сквозь одежду и даже тереться.
Наконец, болтовня жертвы стала совершенно невыносимой и мои пальцы больше не желали ждать. Стоя на мосту через реку, мы застыли в долгожданном поцелуе и в тот же самый момент крепкие пальцы столяра взялись за хрупкую болванку её шеи и сложили гортань в свисток.
Я душил её, давая волю своим пальцам. Наслаждался каждым моментом её бессилия и сиплого молчания. Силы покидали жертву, но я ещё не был до конца удовлетворён. Левая рука скользнула к ширинке, затем приподняла подол её платья и стянула трусики. И я любил её на пороге смерти.
Мощными толчками вгонял я раскалённую добела плоть в её пылающее подобно солнцу лоно, наполнял собой то, что так нуждалось в любви и внимании. Женская плоть приветствовала мужскую, как приветствуют освободителей в осаждённом городе. Вагина жертвы сочилась от восторга.
Нам было так хорошо вместе, что, казалось, это продлится вечно. Тугая струя спермы, словно лава, струилась из члена прямо внутрь девушки. От удовольствия я прикрыл глаза, ослабил хватку и... Что-то коснулось моих волос, затем ещё раз, нежно поглаживая. Я открыл глаза.
Это была она. Гладила голову своего мучителя. Того, что едва не лишил её жизни! Вместо того, чтобы оцарапать лицо, она любила меня, искренне и нежно. В глазах жертвы стояли слёзы нежности, а должны были бы слёзы бессильной ненависти - я отпустил её.
Ветер успел лишь единожды хлопнуть подолом платья, пока девушка летела вниз. Разгорячённое сексом тело пробило тонкий лёд и провалилось в ледяную воду. Глядя на немой крик и слёзы нежности, покидающие меня, я вновь почувствовал голод, только иного рода. Что-то звало меня вниз.
Очередной зов из глубин сущности бился об оковы логики, призывая сигануть вниз, вслед за той, что я любил. Впервые в жизни кто-то взволновал меня настолько, что оставаться в отдалении стало бы невозможно. Я хотел быть внизу, кричать и страдать вместе с ней.