Вскоре и такое обезьянничество наскучило Хацукои. Поэтому в монастыре стали происходить странные вещи.
Однажды кто-то подкормил клевером любимую лошадь настоятеля, да так, что бока у неё раздуло. И когда настоятель, оседлав её, спустился в деревню, лошадь пустила такие ветра, что одного из жителей унесло в реку, а остальные разбежались, прикрывая носы рукавами.
В другой раз берёзовые дрова оказались вымоченными в торфяной вытяжке – той самой, что высушивалась на солнце из свежего торфа. Холодным вечером послушники, как обычно, забросили порядочную охапку дров в подвальный камин, из которого теплый воздух расходился по всем залам. Но вместо тёплого воздуха из стенных труб повалил густой дым, покрывший копотью и послушников, и монахов-камунуси, и даже настоятелей. Виновника так и не нашли, хотя искали всем монастырём. Более прочих в поисках усердствовал Хацукои.
А как-то в монастырь приехали настоятели из соседнего храма. К приезду важных гостей было велено навести лоск. Послушники первых лет выполнили эту задачу со всем рвением. Полы в приёмной зале оказались натёрты скользким воском, и дорогие гости кубарем повалились один на другого, бесполезно пытаясь удержаться на ногах. Глиняные кувшины с привезённым в дар монастырским вином полетели на пол и разбились.
Наконец до настоятелей дошло, кто же был причиной всех беспорядков. К Хацукои приставили старшего послушника-шраманери, а самого мальчика с той поры стали называть Такуаном в честь небесной куницы Та Гуан.
Куница Та Гуан известна была беспорядком, что устроила на Небесах в тот же момент, как ей посчастливилось туда попасть. Самому Хацукои-Такуану новое прозвище понравилось, ведь куница была любимым героем из сказок, которые вечерами рассказывали родители. Ещё больше он любил волшебную обезьяну-ванара Хатимана. Но после всех проделок Хацукои никто его царём ванаров прозывать не захотел. Мальчику пришлось смириться со своим новым именем, но он и это проделал без особого труда.
Даже под бдительным присмотром Такуану удавалось время от времени проказничать. Уже ближе к концу второго года послушничества он перехитрил-таки и своего надзирателя, притворившись одним из монастырских старейшин.
В тот день стояла особенно хорошая погода, вечер выдался тёплый, и на небе ярко блестели звёзды. Шраманери, которому поручили следить за непослушным послушником, сидел у сарая, где спали его братья, смотрел на небо и размышлял, покручивая соломинку во рту. Благодаря своему поручению – надо сказать нелёгкому – шраманери удавалось выкроить время для безделья. Тогда как братья его, послушники вторых и третьих лет, сидели без движения и медитировали, погружая себя в устройство Небесного дворца. Так что опекавший Такуана шраманери нисколько не жаловался на свою судьбу. До поры до времени.
Итак, одним тёплым вечером ничего не предвещало проказ молодого послушника. Целый день Такуан работал на поле и должен был, по мнению шраманери, повалиться в сарай без задних ног. Но не таков был Такуан. Утомительный и однообразный труд только распалил его. На свою усталость он внимания не обращал.
Такуан со всей осторожностью выбрался через отверстие в притолоке сарая и прокрался вдоль стены так, чтобы оказаться у шраманери позади. Затем он сказал такие слова, притворяясь настоятелем:
– Бездельничаешь? Где Такуана бросил?
– Спит он уже без задних ног, – ответил шраманери, вскочив на ноги.
– А кто тогда в храме свечи жжёт?
Шраманери поднял глаза на храм, в котором и правда дрожали тени от свечей. В тот день настоятель совершал там особенный обряд. Отвлекать настоятеля было никак нельзя.
Такуан догадался обо всём этом благодаря любопытству и наблюдательности. Он приметил, что раз в месяц один из настоятелей запирается в храме и разжигает свечи. Так было и в эту ночь. А вот шраманери об этом не знал. Он часто отлынивал от своих медитаций и больше смотрел в небо, чем по сторонам. Поэтому шраманери никак не мог предположить, что происходит в храме. Он поверил словам Такуана, посчитав его за самого настоятеля. А надобно сказать, что Такуан специально выбрал для подражания того самого настоятеля, который находился сейчас в храме.
Шраманери сломя голову бросился к храму, проклиная свою оплошность. Он даже не оглянулся, чтобы посмотреть на окликнувшего его настоятеля. Такуан остался незамеченным. Он довольно улыбнулся и отправился себе спать.
С громким воплем шраманери ворвался в храмовую залу:
– Такуан!
Свечи задрожали от распахнутой двери и погасли. Осталась только одна свеча, которая подсветила волчий оскал настоятеля так, что шраманери тут же понял, что его провели.