– Ты и не препятствовал, – нетерпеливо перебил природник.
Хаокорн опустил голову и тяжело посмотрел на него:
– И никогда не отниму то, что принадлежит им.
Сыскарь очень медленно поднял руку и прикрыл ею глаза, этим жестом выражая все, что не высказал вслух.
– Тогда тем более стоит обратиться к драконам, – наконец, решил он. – И если этого не сделаешь ты, то сделаю я, – природник решительно встал, ожидая решения друга.
От Милки Тала буквально пару часов назад узнала имя преступника. Сперва никто не хотел сообщать ей этого, но девушка умела быть убедительной, настойчивой и невероятной упрямой. И теперь, добившись своего, угрюмо сидела на постели, прокручивая события последнего полугодия. Добрейший и такой внимательный мужчина – убийца, вызвавший практически геноцид по отношению к людям. Он казался таким внимательным и к ней, бедной сироте, и к мальчишкам, строго, но всегда справедливо руководя всеми курьерами. И никогда не проявлял нелюбви к ним. Как такое возможно?! Разве можно так ненавидеть кого-то, чтобы ни словом, ни жестом не выдать своих чувств? Тала бы не поверила Милке, но манера речи и это «девочка», мелькавшее в разговоре с убийцей, говорили громче слов. Вот откуда мужчина в сером был ей знаком!
Кошка несколько раз заходила, стараясь растормошить ее, но девушка не желала ни с кем разговаривать. Когда же зашел Галад, настойчиво приглашая ее на прогулку, она едва не нагрубила ему, сдержавшись из последних сил. Волк с каждым днем раздражал ее еще больше. Умом она понимала, что как будущий вожак он окажется действительно на своем месте. Сильный, умный, внимательный к своим, ласковый с детьми, но при том и довольно строгий, способный далеко оценивать последствия своих поступков, – он станет хорошим приемником Кияса. Но доводы разума не были способны расположить к нему сердце девушки, навсегда отвернувшееся от оборотня. И это противоречие заставляло ее глухо рычать в его присутствии.
Хоть Милка и сказала, что Тала может прогнать волка, если не желает его видеть, rошка все же надеялась, что ее дочь, сможет принять Галада, не смотря на свою привязанность к дракону. Никто не верил Тале в прочности и долговечности ее чувств. Кияс не принимал их во внимание, Милка только мягко улыбалась девушке, всем своим видом говоря, что она еще просто не поняла, что значит настоящая связь, а не мимолетные эмоции. Женщина старалась объяснить ей, что и честность, порядочность, верность своему слову, с которыми жила Тала-человечка были проявлениями ее истиной сути. И это тоже раздражало молодую оборотницу. Она помнила Серого, паренька по-своему предупредившего ее о Кае и не разделяющего его взглядов. Значит, было в людях что-то доброе! И с ними Тала чувствовала себя гораздо свободнее. Среди всех зверолюдов не нашлось никого, с кем она могла быть самой собою, открыто говорить и высказывать, что думает. Чем больше она находилась в стае, тем яснее ощущала чуждость всего, что она старалась принять ради кошки и ее мужа. Ее родителей. Проведя с ними чуть более полумесяца, девушка все еще не могла произнести эти слова вслух, хотя понимала, как в этом нуждается ее мать.
Но жизнь в стае не ограничивалась только лишь обучением обычаев зверей. Тале приходилось усердно работать над собой, учась перекидываться и управлять своей стихией. Она по истине оказалась странным элементалем! Как драконице, в ней обитало живое пламя, но, повинуясь основной ипостаси, оно каким-то неведомым образом оборачивалось обычным контролируемым огнем. И девушка осваивала способность вызывать их обоих по своему желанию, а не под управлением эмоций. Учеба давалась тяжко и требовала много сил. Кроме того постоянные пока еще изнуряющие для неподготовленного тела тренировки со зверями отнимали последнее. И вечером, добравшись до кровати, Тала частенько проваливалась в сон, даже не коснувшись головой подушки.
– Доброе утро, – на пороге дома, где жила драконица, появился Галад.
– Здрасте, – девушка тут же нахмурилась, увидев пришедшего вместо кошки мужчину. – Милка не придет? – спросила она, не глядя волку в глаза.
– Позже, – оборотень не спешил заходить в дом, да и не мог по правилам стаи, оставаясь снаружи.
Тала напряженно молчала, уставившись в пол.
– Давай пройдемся, – прозвучал грудной голос, – и смотри уже мне в глаза, я вижу, как тебя это тяготит.