строки:
...Бесстрашие —
живым
бессмертье заменяет.
Люди, слишком верящие в незыблемость литературной лоции, ошиблись.
Неукротимая, звонкая река Кирсанова осталась собой, но русло ее изменилось, стало
шире, долиннее, и долинность берегов сама определила иное поведение реки,
заставила реку замедлить ход, задуматься о самой себе:
Эти летние дожди, эти радуги и тучи — мне от них как будто
лучше, будто что-то впереди. Будто будут острова, необычные поездки, на цветах —
росы подвески, вечно свежая трава. Будто будет жизнь, как та, где давно уже я не был,
на душе, как в синем небе после ливня —
чистота... Но опомнись, — рассуди, как непрочны,
как летучи эти радуги и тучи, эти летние дожди.
И уже не прежний жонгляж факелами, а тихое самосветящееся волшебство слова,
не нуждающееся во вспомогательных трюках:
День еще не самый
длинный, длинный день в году, как кувшин
из белой глины, свет стоит в саду...
А в кувшин
из белой глины вставлена сирень, в лень, еще не самый длинный, длинный
летний
день.
69
Некоторые стихи Кирсанова исчезнут, как летучие радуги и летние дожди над
дорогой русской поэзии, но лучшие его вещи навсегда вошли в ее грунт:
...Никуда не уйдет кто бы ни был — никто.
Путь Кирсанова — это, с одной стороны, антнучебник, ибо он наглядно показывает
невсемогущество даже самого красивого словесного цирка перед беспощадным
зеркалом времени. Но, с другой стороны, путь Кирсанова— это великолепная школа
поэтического мастерства. Многие приемы, разработанные Кирсановым, волей-неволей
применяют поэты, даже кисло к нему относящиеся,— это особенно относится к
области риторики, рифм. Ассонансную рифму, которую почему-то называют
«евтушенковской», впервые так блестяще использовал на основе русского фольклора
именно Кирсанов. Без существования Кирсанова было бы непредставимо
существование многих других поэтов.
Но если бы я не был поэтом, а просто читателем, то был бы благодарен и тогда за
то, что он сделал для нашей литературы. И Кирсанов, и многие другие поэты старшего
поколения с полным правом могут сказать о себе:
Мы не урны,
и мы не плиты, мы страницы страны,
где мы для взволнованных глаз
открыты
за незапертыми
дверьми.
1970
ЗРЕНИЕ СЕРДЦА
Поэт — это выше умения писать в рифму. Поэт — это свойство души, поднимаю -
щее мастера над ремесленником, человека над недочеловеком. Когда-то в детстве я
любил ходить в крохотную подлестничную мастерскую, где работал зиминский
инвалид-сапожник. Материал, который ему доставался от клиентов, был убог:
протершиеся на внутренних складках кирзовые сапоги, матерчатые танкетки на де-
ревянных каблуках, ботики на резине со скошенными подметками. Не был богат и
ремонтный материал: старые автомобильные покрышки, из которых он вырезал
косячки, голенища отдавших богу душу сапог, но все-таки годящиеся для заплаток к
другим, еще полуживым сапогам. И так аккуратно были нарезаны белые спичечные
гвоздики, лежавшие в коробке из-под монпансье, так вкусно и надежно пахло
просмоленной дратвой, так яростно и осторожно колдовало шило в кривых и тяжелых,
но одновременно прекрасных и легких пальцах, что это и было поэтическим свойством
души мастера, побеждавшим обстоятельства — т. е. преображавшим
действительность, представшую перед ним в виде развалившейся обуви. Через много
лет, прочитав в одной из статей Симона Чиковани: «Сфера поэзии — это по-, корение
действительности вдохновением, создание новой поэтической действительности», я
подумал о том, сколь решительно это определение, включающее в сферу поэзии не
только расположение слов столбиками, но и
70
любой труд — даже труд этого сапожника, неизгладимо вбившего себя в мою
память своим веселым, знающим, изобретательным молотком. Добавлю к тому, что
этот сапожник никогда не оскорблял людей, обращавшихся к нему даже с самыми
безнадежными просьбами, а старался спасти то, что было поручено ему, и, если это
удавалось, улыбался той счастливой, гордой улыбкой, С какой, быть может, когда-то
Пушкин говорил себе: «Ли да Пушкин! Ай да молодец!» Симон Чиковани, как
истинный моцартианец по складу характера, понимал поэзию не как надмирное
жреческое помавание воздетыми к небу холеными руками, отчужденными от земли, по