— Ну нет так нет, ничего там нет, ладно. Я просто спросила, что у тебя было на работе? Спросить нельзя?
— Я сейчас залью рубашку, ты ее не отстираешь, и придется ее выбросить. Все, что у меня на работе — это коммерческая тайна, ее нельзя разглашать. Ты бы лучше поваренную книгу написала, советы молодым хозяйкам — как выводить пятна с ковра и… Ну вот, облил, черт!
— Облил — значит, выбросим. Все равно старая. Что у нас, денег на новую нет? И потом, кому я что могу разгласить? На работу я не хожу, подруг у меня нет…
— Старая — но любимая.
— Я?
— Да не ты, рубашка. Ты тоже любимая. Машка, ну что ты делаешь, в конце концов? Ты еще и порвать ее хочешь? Все, пуговица — с мясом… Теперь выбрасывай. Нет — так заведи.
— Выброшу, выброшу. Работу завести?
— Подруг. Читателям разгласишь.
— Так нет же у меня читателей.
— Ну вдруг будут, кто его знает. Машка! Стул рухнет!
— Тогда мы рухнем вместе со стулом.
— Пошли уже в комнату, пошли, пошли — я устал, на руках тебя сегодня не понесу.
— Бедненький. А посуда?
— Посуда завтра. Кино смотреть будем?
— Завтра еще и посуду… А что ты хочешь?
— А что у нас есть?
— Ну вот «Долгая помолвка» есть, с Одри Тату.
— Это которая Амели? Не, в другой раз. Там про что хоть?
— Про войну.
— Абсурд. Такая женщина не для войны.
— Какая такая?
— Такая. Женщина для мужчины. Если бы не выпендривалась.
— Разве я выпендриваюсь?
— Учишь тебя, учишь — все бестолку!
Хороший супружеский секс — это то, что надо. Если, конечно, нет ничего другого.
Я — Козерог. Классе в восьмом моя подруга, дочь папиного сослуживца, соседа по даче — притащила мне кучу отцовских книг с гороскопами. Там были в основном восточные — у нее отец тоже был переводчик-китаист, он этим увлекался, а потом и зарабатывать стал, сочиняя гороскопы для Тигров, Крыс и Быков. Год Белой лошади! Год Красного дракона! Год Синего тигра! Тогда все это было в новинку и шло нарасхват.
На волне увлечения быками и драконами я прочитала роман Ефремова «Час быка» — роман мне понравился, но был совсем про другое, про медных людей и коммунистическое будущее, и отважных звездолетчиков, убитых на вражеской планете лазером. В общем, «Час быка» стал финальным аккордом в моем увлечении Востоком — вернувшись к настоящим быкам, я поняла, что все эти животные меня не привлекают. Но сама по себе идея предначертанности осталась — я перебирала ворохи каких-то дешевых изданий, которые во множестве валялись на каждом лотке, и в конце концов пришла к выводу, что мне ближе простой западный вариант — знаки Зодиака. От дешевых попыталась перейти к более дорогим и сложным книгам, но зашла в тупик, поняв, что настоящие гороскопы составляться должны в сугубо индивидуальном порядке. Не просто день — а место и час, минута рождения.
Впрочем, может быть, и не совсем минута — минута зачатия, наверное, все определяет. Но вот спрашивать маму, когда, где и как меня зачинали, я все-таки не могла. Родительская спальня — закрытая территория. Меня вырастили «в старых правилах» — казалось, что в этой родительской спальне никогда ничего не происходило, и мое воображение на эту тему работать отказывалось. Кто угодно — но не мои отец и мать. Слишком положительные, слишком правильные, настоящие советские люди. А когда отца не стало — думать об этом казалось совсем уж неуместным. Короче, я оставила мысли о времени зачатия и об индивидуальных гороскопах, по привычке довольствовалась общедоступными — для всех. Для всех рогатых Козерогов с сильными ногами, прочными копытами и плотной, длинной и теплой шкурой.
Мне всегда казалось, что на Козерогов больше всего влияет близость новогодних праздников — нет у них нормального дня рождения, все смазывается в предвкушении Нового года — или в переживании его последствий. Если бы я была хоть январская! Но я декабрьская — 30 декабря. Хуже должно быть только тем, кто родился 31 декабря — а может, и лучше. 31-го все-таки уже у всех праздник. 30-го все бегают по магазинам, убирают квартиру, наряжают елку, начинают делать заготовки к завтрашнему дню не до дня рождения, если честно.
Одно время мама пыталась приглашать ко мне друзей прямо 30 декабря — но желающих оторваться от предновогодних хлопот постепенно становилось все меньше и меньше. В старших классах и в институте я уже действовала сама — и шла по пути наименьшего сопротивления. Заранее мирилась с тем, что 30-го никто не придет, и обзванивала друзей, узнавая их постновогодние планы: «Нет, ну, первого, понятно, все будут спать. — Второго у меня визит в бабушке. Третье или четвертое? Понимаешь, я уже договорилась. А седьмого у нас теперь семейное — предки в религию ударились, рождество стали отмечать — а что, лишний праздник, жалко, что ли? Мама у меня такую курицу обалденную готовит… Нет, с оливками и с лимоном… Нет, много лимонов и петрушка — я тебе рецепт потом дам. Короче, давай шестого! Только Ленка салат не будет жрать — она же постится. Ладно, все, договорились — девятого. И уже без никаких!» Да, в институте мне иногда везло — бывало, что на 30 декабря приходился последний зачет, тогда мы пили что-нибудь из пластиковых стаканчиков прямо в аудитории, спихнув только что очередной потенциальный «хвост».