В общем, вечером у меня намечались гости — и надо было отрываться от компьютера, убираться и одеваться.
Но от компьютера оторвалась я в результате уже после семи, и, наскоро пропылесосив пол и запихав в шкаф вещи, побежала в ванную. Через пять минут выскочила, в халате и с мокрой головой — одеваться, сушиться, краситься… Выскочила полуголая — а в коридоре стоит Сергей. Стоит и на меня смотрит.
Очень долго мы так стояли, молча. Я заворачивалась в халат все глубже и глубже — а потом наконец очнулась и пошла на кухню.
— Ты бы хоть поздоровалась.
— Здравствуй. А как ты вошел?
— Ну, у меня же есть ключ.
— Ты мне его отдал.
— Подумаешь, был еще один.
Я села в углу, у окна — больше ничего придумать не могла, хотя, если он настроен решительно, это самое плохое место — отсюда не выбраться. Это только когда смотришь детектив, думаешь — что же ты дурак, забился в щель, там же ловушка. В жизни думать некогда, все сами идут в ловушки.
Он стоял в дверях, смотрел почему-то на наши кухонные полки, раскачивался с носка на пятку. Я знаю эту его манеру, я скучала по ней. И по нему скучала — сердце не камень. Вот по этим привычным, ничего не означающим жестам скучала. По тому, как он поднимает руку, когда открывает дверцу шкафа, как завязывает галстук, как оборачивается на пороге, уходя на работу… Впрочем, все это лирика. Кажется, он выпил — но он не был пьян, он был просто «слегка на взводе».
— Ничего не поменяла, все как было оставила.
— Ничего не меняла, некогда и незачем.
— А почему некогда, работу нашла?
— Нашла.
— А где, если не секрет?
— В издательстве.
— Молодец. Сама нашла, никто не помогал?
— Практически сама.
— Молодец. Молодец, Машка.
— Чаю хочешь?
Вот так, вместо того чтобы поить чаем Василия Игоревича, я стала заваривать его для Сергея. Просто, как будто и не было ничего. Он сел на свое обычное место, я стала доставать чашки.
— Как живешь?
— Нормально. Работы много.
— Это хорошо.
— А ты?
— А я уже нет.
— Что — нет?
— Не нормально.
— Почему?
— Ну, во-первых, потому что без тебя…
— А для тебя это имеет значение?
И вот тут сразу стало видно, как он завелся. Хотя внешне это практически ни в чем не выражалось, он завелся внутренне — но я-то знала, как это у него бывает, все-таки за пять лет я успела узнать его разным, несмотря на его ровный, казалось бы, характер.
— Для меня — имеет. Для меня это имеет очень большое значение. Ты это могла понять и в прошлый раз.
— Хорошо, это я понимаю. А во-вторых?
— А во-вторых, я сегодня по твоей милости остался без работы.
Значит, Борис ему все сказал. И не только ему, видимо. До этого момента я могла думать, что он просто не позвал его на свадьбу.
— Борис вчера припер меня к стенке. Не знаю, сам он все раскопал, или ты где-то нарыла…
— Что нарыла?
— Да ты же сама знаешь. А не знаешь — и не важно. В общем, можешь радоваться — с работы меня уже уволили. И из коллегии, скорее всего, исключат. До решения, конечно, еще далеко — но мне уже было заявлено, неофициально, что оно будет. Остается только молить бога, чтобы этот идиот не раскопал кого-нибудь, кто подаст на меня в суд.
— А он собирается?
— Кажется, нет. Но, судя по твоей реакции, вы с ним это все обсуждали.
— Обсуждали. Я его встретила позавчера на бульваре.
— И все рассказала…
— А почему, собственно, было не рассказать? Он меня спросил, куда я пропала и стал говорить про какую-то новую работу, которую я якобы нашла… Что мне было врать? Я не хотела врать.
— Ну понятно. Ты встретила своего любимого Борьку и выплакала ему все в жилетку.
— Не выплакала. А спросила и сказала.
— Что спросила?
— Хотела узнать, такой же он, как ты — или все-таки нет.
— В тебе появилась страсть к психологическим экспериментам. Это что-то новое.
— Во мне вообще появилось много нового. Я должна быть тебе благодарна, благодарна за то, что мы разошлись — столько есть нового, оказывается, о чем я никогда не подозревала.
— Интересно жить, да? Это хорошо. Жить очень интересно. Мне всегда было интересно жить.
— Правда?
— Правда.
— А тогда, когда ты спал с этими женщинами, тебе было интересно?
— Все ты о том же. Несущественно это. Нет, не особенно. Там в другом был интерес — в том, чтобы жизнь оседлать, а не бабу. Жизнь надо оседлывать любыми средствами — теми, которые есть у тебя под рукой.
— Раньше ты мне этого не говорил.