— Пусти, дай я открою.
Не знаю, что он там слышал, Василий Игоревич, но зрелище мы, несомненно, представляли собой хорошее. Сергей — во всем великолепии своей почти военной выправки, дорогого костюма, легкого опьянения и куража и я — маленькая, страшная, босая, в коротком халате, со злым лицом, всклокоченной головой и без косметики. Хорошо хоть этот пришел без цветов — было бы смешно. Хотя то, что все они без цветов приходят — это скорее грустно.
— Проходите.
Немая сцена скоро заканчивается. Я запускаю Василия Игоревича в квартиру и веду в гостиную, чтобы не тыкать носом в грязные чашки. Сергей стоит в дверях по-прежнему. Здороваются они коротко, без рукопожатия. Я думаю, извиняться ли за свой странный вид — и решаю, что нет, не надо извиняться.
— Анна Юрьевна, простите, я, кажется, не вовремя.
— Ничего. Вы же хотели коротко поговорить — вот и давайте коротко. К сожалению, я даже чаю вам сейчас предложить не смогу.
— Анна Юрьевна? — вступает вдруг Сергей со своего места. — Это с каких пор ты Анна?
— Ну я же и не Маша, правда? Это мой псевдоним.
— Всю жизнь была Маша!
— Не всю. Так, как папа назвал — так все равно никто не зовет. С тобой была Маша.
— Ясно, — говорит он.
И я узнаю это «ясно» — «ясно», которое я услышала впервые в жизни от Ивана! Значит, он тоже умеет так говорить — а я и не знала.
— Василий Игоревич, простите, я вас не представила друг другу. Это Сергей, мой муж. Василий Игоревич, директор *** — название издательства я все-таки произношу, чтобы было понятно, что к чему.
— Ого! Машка, я тебе в третий раз хочу сказать, что ты молодец! Крупнейшее в отрасли… Не дала и тут себя провести. Выбрала лучшее, на дешевку не повелась. Молодец. Нет, я в тебе тогда не ошибся. Ошибся только в подходе. Подход к тебе нужен был другой. Нельзя было оставлять тебя дома — был не прав, признаю. Надо было дать тебе раскрутиться. Размаху не хватило. Но это поправимо.
— Ничего не поправимо. Я просила тебя — не надо сейчас.
— Почему не надо? Его стыдишься? Не стыдись. А мне и вовсе стыдиться нечего. Я у себя дома.
— Ты не у себя дома.
— Хочешь, чтобы я ушел, а он остался — так, что ли? Правильно я тебя понял?
— Уходите оба.
Я роняю это неожиданно — не собиралась, с чего гнать этого неповинного, почти ни в чем не повинного Василия Игоревича — но слово уже сказано, и это единственно возможное сейчас слово.
— Дурочка. Я тебя люблю. Я твой муж. Как была дурочкой, так и осталась.
Я смотрю ему в лицо и думаю, что он прав — он мой муж. Так было, так и есть еще до сих пор — но вот сейчас за ним закроется дверь и так не будет уже никогда. Никогда, никогда. И еще я вспоминаю Ивана и тоже почему-то думаю — никогда, никогда. Могло бы быть — всегда. А будет — никогда.
— Мне кажется, дама просит нас уйти.
Это вступает Василий Игоревич — молчащий, наблюдающий.
— Вы мне не указывайте!
— Я не указываю вам, я указываю на тот факт, что нам с вами предложено было покинуть дом. По-моему, все было сказано очень ясно.
— Вас это не касается. Еще раз вам говорю. Это наше семейное дело.
— Согласен. Ваше семейное. Я тут человек лишний. Но нас просили уйти. По-моему, если просят уйти — надо уходить.
— Это по-вашему!
— А по-вашему что — нет?
— А по-моему, — говорю я, — сейчас тут будет драка. Уходите.
Ах, если бы здесь был Иван! Пусть бы была драка, пусть. Но Ивана здесь нет и не будет.
— Уходи, Сергей. Я тебе сказала — нет. Я ничего не хочу. Вообще ничего. Я хочу, чтобы ты ушел — потому что жить мы с тобой уже не сможем. Я не смогу Василий Игоревич, простите за безобразную сцену, но сейчас я буду вам очень признательна, если вы оставите меня одну.
— Разумеется, — и, обращаясь к Сергею: — Пойдемте!
Я хватаюсь рукой за косяк — у меня вдруг в буквальном смысле подкашиваются ноги и перед глазами начинают плыть круги. Они стоят и смотрят. С огромным трудом, еле двигая губами, я повторяю ту же самую пошлую, мелодраматическую фразу:
— Уходите оба.
Сергей рвет ручку входной двери, выскакивает, не оборачиваясь. Следом за ним, немедленно выходит Василий Игоревич. Все. Мне остается только запереть на замок. Все, все. Я одна.
Я стою так еще минуту, а потом иду в ванную. Меня тошнит.
Я — БЕРЕМЕНHA
Через три дня я вышла из здания медцентра и остановилась на тротуаре, подставляя лицо солнцу, щурясь и пытаясь понять, спускаться ли мне в переход, или просто переждать поток машин. Наверное, надо спускаться. Не хочется — в переходе грязь, темнота и холод, а здесь — свет. Никогда здесь не спускалась, всегда переходила поверху. Но теперь надо.