— Василий Игоревич, простите, отдаю должное вашему терпению — и хочу принести свои извинения. Я не предполагала, что вы окажетесь в подобной ситуации, когда приглашала вас к себе.
— Да это я виноват. Сам ведь напросился.
— Никто ни в чем не виноват. Просто так вышло.
— Но у вас все в порядке?
— Все в порядке. Я ведь сказала вам, что разошлась с мужем — действительно разошлась, но вы попали под горячую руку — на финальное выяснение отношений.
Он со мной по-хорошему — и мне с ним надо по-хорошему, нам с ним еще вместе работать — так что ничего не поделаешь, приходится посвящать в подробности.
Он очень сосредоточенно смотрит и говорит:
— Вот именно в связи с этим я очень хотел задать вам один важный вопрос.
— Какой?
— Вы действительно с ним разошлись?
— Но вы же уже спрашивали.
— Я спрашивал раньше, теперь обстоятельства могли измениться. И я понимаю, что мне не следовало бы задавать этот вопрос так настойчиво. Но, скажите мне, Анна Юрьевна — вы разошлись насовсем, вы не собираетесь к нему вернуться?
— Насовсем. Не собираюсь. Можете быть уверены, что уж теперь-то я никогда к нему не вернусь. Если вам достаточно этого ответа — вот ответ.
— Достаточно.
— А почему вы так настойчиво это хотите выяснить все-таки? Вам для пиар-компании нужна свободная незамужняя женщина? Я могу испортить себе имидж?
— Нет. Просто я сам хотел просить вас выйти за меня замуж.
Чего-то подобного я, может быть, и ждала раньше — но не сейчас, не после той сцены и не в такой форме. Замуж? Я думала, он просто «подбивает клинья», как это раньше называлось — со вполне определенными намерениями, но замужество… Зачем ему звать меня замуж, мог бы просто попробовать попытаться соблазнить! Но сейчас в любом случае с этим предложением он опоздал.
— Это невозможно.
Все, что я смогла придумать в ответ. Коротко и ясно.
— Почему невозможно?
— Потому что я жду ребенка.
Я говорю это не думая и теперь понимаю, что разговор наш, этот разговор, закончен. Но он, минуту помедлив, продолжает:
— Это прекрасная новость.
— Что?
— Я говорю, что ребенок — это прекрасно. Я вас поздравляю, я очень рад за вас. Но вы сказали, что не собираетесь возвращаться к мужу. Почему же тогда невозможно выйти за меня, если я этого хочу и если — а вот это самое главное — если я не вызываю у вас отвращения и вы могли бы представить меня в роли мужа?
— Потому что зачем я вам нужна, с ребенком?
— Вы мне просто нужны, Анна Юрьевна. И без ребенка — и с ребенком. С ребенком — тем более. Это было бы счастье, для меня счастье!
— Но это даже не его ребенок!
Черт знает, зачем я это сказала. Могла промолчать, могла солгать — он-то уж точно не стал бы допытываться, чей. Он бы никогда об этом не догадался. Но я хотела быть честной. Да и просто не могла поверить в серьезность этого предложения.
Он встает и уходит в угол. И оттуда, из угла, спрашивает:
— То есть вы любите другого мужчину, хотите жить с ним, и мне надеяться не на что?
— Почти так. То есть… Не совсем так, но все равно.
Поворачивается и идет обратно. Встает, уперев руку в стол, наклоняется ко мне, зажав меня всю почти под рукой, как когда-то Иван, тогда, когда мы с ним первый раз встретились.
— Что именно не совсем так?
— Я не говорила, что… То есть — я не буду жить с другим мужчиной, я ни с кем не буду жить. Я буду жить со своим ребенком. И вы мне не отвратительны — просто я действительно любила другого человека. Не мужа, другого.
— И сейчас, когда вы собираетесь родить ребенка от него, он не будет с вами?!
— Нет. Не будет. Просто не будет, и все. Его не будет. Ребенок будет, а его не будет. Я просто его любила — но давайте не будем обсуждать эту тему.
— Так что же тогда вам мешает выйти за меня?! Кроме того, что вы меня не любите?!
Он почти кричит.
— Я просто хотела, чтобы вы знали.
— И все? Теперь я знаю. Я все понял, я все знаю — и я повторяю свое предложение!
Он навалился на меня почти всем телом, он дышит мне в лицо — он не пьян, совершенно трезв, но от него в буквальном смысле пышет жаром, как от печи. Я невольно отстраняюсь — и соскальзываю куда-то вбок по кожаному дивану.
Он видит это мое движение и сам отшатывается. И садится на противоположный диван. В угол. И говорит, отдышавшись:
— Простите. Простите, Анна Юрьевна, я за последние годы, как бы это сказать, несколько одичал. Занимаешься не столько делами, сколько деньгами. В глазах — одни деловые партнеры. Деловые партнеры и подчиненные. Если нельзя надавить — значит, надо купить, если нельзя купить — надо сломать, если нельзя сломать… Простите, это вышло все несколько… Как-то по-купечески… Простите. Я виноват.