Между тем ее дядя продолжал монолог:
– Вы полагаете, я не смог бы сыграть любого из этих ваших блеклых героев так, что они засверкают всеми красками? Только кому интересен чистоплюй, который, даже влюбившись, думает о всякой ерунде вроде жены, детей и карьеры, а не о себе и своих чувствах!
– Хорошенькая ерунда! – вслух заметила Таша. – Просто он порядочный человек, а не эгоист. Порядочному тяжело бросить семью.
– Любовь выше предрассудков, – пророкотал Преображенский. – Дашенька, звезда моя, ты веришь, что ради тебя я бросил бы сорок тысяч жен и детей, не задумавшись ни на минуту?
– Евгений Борисович, – жалобно вставила Даша, – такая классная пьеса и такие хорошие роли! Пускай главный герой вам не нравится, есть еще второй, Владимир Владимирович, который женится на мне. Он так красиво говорит!
– Эта серость, эта посредственность! Да женитьба останется единственным его поступком за всю жизнь! А потом он погрязнет в быте!
– Все мы живем в быте, – удивилась Марина. – Вы на редкость строги к представителям собственного пола, Евгений Борисович.
Тот, вдруг убрав из голоса пафос, с искренним интересом спросил:
– А скажите, это ведь история из вашей собственной жизни? Если честно? Я, когда прочел, сразу понял.
Марина холодно процитировала:
– Обиделась, – обрадовался Преображенский. – Да не обижайся, дурочка, – он неожиданно улыбнулся. – Играл я кой-чего и похуже, и провалов пока не было. Только надоели мне эти ваши порядочные да рефлексирующие. Я буду играть убийцу. Всякие у меня роли были, а вот на убийц пока не везло. Разрешите представиться, Николай Иванович Зубков, убийца… – сладострастно просмаковал он, и Вика, как эхо, повторила:
– Убийца… Вы серьезно, Евгений Борисович?
– Как никогда!
Виктория Павловна ожидала чего угодно, только не этого, однако не растерялась. Главное, Преображенский согласился на роль, остальное неважно. Герои-любовники в труппе имелись. Вика заранее наметила обеим девочкам партнеров, поскольку было неизвестно, какая именно роль окажется свободна. Теперь следует быстренько, пока капризный премьер не передумал, начать репетицию, а там он втянется, и дело пойдет на лад.
Первая же сцена с участием Преображенского продемонстрировала, что его решение вовсе не было стихийным порывом. Он играл, почти не заглядывая в текст.
– Боже мой! – быстро и бессвязно произнесла Марина в перерыве, потрясенно глядя на актера. – Простите меня, Евгений Борисович! Я только теперь поняла, что вы имели в виду, говоря про моих блеклых героев. Вы совершенно правы. Я не написала и половины того, что вы играете. Я была бы счастлива, если бы то, что вы играете, написала я! Вы создали такой образ… я такого не писала, просто не сумела бы, а ведь надо именно так, и только так!
– Успокойся, деточка, – снисходительно махнул рукой собеседник. – Не суди себя слишком строго. Не каждому дано быть гением, посредственности тоже на что-нибудь нужны.
* * *
Ночью, на квартире Вики, возбужденная Марина, на щеках которой горели пятна, объясняла:
– Это какое-то чудо! Он неуловимо сдвинул акценты и, не меняя вроде бы ничего, изменил масштаб изображаемой личности и изображаемой проблемы. Вы, видимо, привыкли, а я теперь вряд ли засну! Господи, что написано у меня? Преступник – мелкий начальник, который хочет выбиться в крупные. Его шантажируют, он убивает шантажиста – вот и все. А когда играл Евгений Борисович… это трудно передать… я словно увидела Начальника, существо, возомнившее себя сверхчеловеком, а человеком-то быть переставшее! Они все прошли у меня перед глазами – сидящие в блещущих евроремонтом кабинетах, учащие нас жить, не зная нашей жизни, унижающие нас и богатеющие за наш счет. Все вот такие Начальники, каких я видела в жизни, их всех он показывает одним движением руки. Он показывает в сто раз больше! Он показывает путь от человека к нечеловеку. Его герой сперва почти не отличается от остальных, у него обычные человеческие чувства и мысли, но вот он начинает лезть вверх по головам и постепенно меняется, и ты не замечаешь, как, когда он превращается в убийцу, полностью потерявшего совесть и не ценящего ничью жизнь, кроме собственной! Он превращается в убийцу, еще не убив, а просто использовав другого как ступеньку в своей карьере! Это так глубоко, так…
– Он действительно играл мощно, – согласилась Вика, не очень внимательно слушавшая заумные рассуждения собеседницы, которую по причине позднего времени привезла ночевать к себе домой. – А как вам остальные? Таша подходит идеально, правда?
– Да, мне повезло, – несколько успокоившись, подтвердила Марина. – Очаровательная девочка и в точности нужный типаж. Героиня немного слишком правильная, но Таша своим обаянием сглаживает этот мой просчет.
– А Дашенька? Разве не вылитая Лилька?
Марина неуверенно пожала плечами:
– Ну… я никак не представляла Лильку блондинкой.
– Почему?
– Наверное, потому, что не люблю блондинок.
– Почему? – опешила Вика.
Марина, ненадолго задумавшись, искренне ответила:
– Вероятно, завидую. Им легче приходится в жизни. Их считают глуповатыми и нуждающимися в опеке. Вот нас с вами никто опекать не станет, а Дашеньку – любой мужчина. Впрочем, в Лильке нечто схожее тоже есть. Я против Даши ни в коей мере не возражаю. Она мне показалась очень талантливой – на лету схватывает все ваши советы.
– Давай на «ты»? – прервала Вика, подавая кофе и бутерброды. – Или ты кофе на ночь не пьешь?
Марина была ей приятна. Совершенно очевидно, что с нею не будет больших хлопот, необязательно подлаживаться, можно вести себя естественно и просто.
– Кофе я пью круглые сутки, а вот после семи не ем… но где наша не пропадала! – ответила собеседница и засмеялась, увидев, как Вика уже без лишних вопросов разливает по рюмкам коньяк. – Кстати, мне очень понравилось, как ты работаешь, – замечательно подбираешь мелкие детали, дорисовывающие образ. Я знаю свой недостаток – тщательно продумываю внутренний мир героев, но недостаточно обращаю внимание на внешние проявления. А ты как раз наоборот, да? В результате получится самое то. Но, честное слово, по сравнению с Преображенским все мы – бездари!
– И намучаемся же мы, бездари, с этим гением! – обреченно предсказала Виктория Павловна.
* * *
Разумеется, предсказание сбылось. Мало того что Преображенский, как всегда, критиковал всех и вся. Слава богу, актеры привыкли, а Марина слишком восхищалась его талантом, чтобы всерьез обижаться. Мало того что он по-прежнему преследовал бедную Дашеньку, которую лишь врожденная кротость удерживала от взрывов негодования. У него не хватило ума скрыть свои сексуальные демарши от жены, и та стала заявляться на репетиции! Вот только этого Вике не хватало! Недостаточно ей заботы следить за Денисом, вечно пытающимся некстати конфликтовать и не отличающимся деликатностью выражений, она еще оказалась вынужденной приглядывать за Галиной Николаевной.
Впрочем, про манеру поведения Преображенской плохого не скажешь. Приехала на своем шикарном авто, с головы до пят в фирме, но все по возрасту: не короткая обтягивающая юбчонка, а элегантный костюм для дамы в летах. Правда, ботокс слишком бросается в глаза, зато макияж сделан на редкость качественно. Вике даже стыдно стало за свою на бегу нанесенную помаду и почему-то вечно осыпающуюся тушь. «Журналистка? – размышляла она, приветливо глядя на элегантную незнакомку и жалея, что не успела посмотреться в зеркало. – Вряд ли. Из отдела по культуре?»
– Вы – Виктория Павловна? – улыбнулась гостья. – Я вас сразу узнала по описанию мужа. Я – жена Евгения Борисовича. Должна выразить вам свою искреннюю признательность. Ни в одном театре с ним так хорошо не ладили, как удается вам. Но, к сожалению, последнее время у него начались проблемы со здоровьем. Возраст, сами понимаете. Я очень за него беспокоюсь. Врачи не рекомендуют ему переутомляться. Театр отнимает слишком много душевных и физических сил, а ведь основное для него сейчас – это бизнес. Боюсь, я против его участия в новой постановке. Премьера – это слишком ответственно.