От воспоминаний мне становится плохо, как от пищевого отравления. Желудок свело. Подростку было не больше тринадцати, и, наверное, ему и без того пришлось нелегко со всеми этими гендерными проблемами. А как сильно повлияло на его психику еще и это нападение?
Аарон продолжает стоять, словно немного смутившись. Как будто я предложила ему разгадать какую-то головоломку. Сложноватую, но это же ради удовольствия, так что какая разница.
– Мы похожи, – повторяет он спокойным тоном. – Гораздо сильнее, чем ты и твои друзья.
Мне хочется ударить его в лицо. На секунду хочется стать большим и высоким парнем. Чтобы решать такие вопросы кулаками. А затем я вспоминаю, почему магией занимается так мало мужчин по сравнению с женщинами. Зачем утруждать себя, если можно просто подраться с кем-то?
– Ты ничего не знаешь обо мне и о моих друзьях.
– Я знаю, что мы с тобой родились с тем, что у нас есть, – отвечает он. – А они получили свои способности иначе. Пролив кровь во время заклинания.
– И что?
– Так что они сто́ят меньше. Без тебя они были бы никем.
Слова Аарона заставляют задуматься меня о том, были ли у него вообще в жизни друзья. Ведь это я бы была никем без них.
– Твоя магия всегда будет отличаться от их магии. По сравнению с тобой это просто дешевые фокусы. Ты хоть представляешь, насколько ты уникальна, Мэйв? Насколько глубокий, древний и редкий твой дар?
Теперь он говорит, словно чародей из мультика, и меня это раздражает еще больше. Мне хочется, чтобы он и сам понял, насколько глупы его слова. Я выгибаю бровь и разворачиваюсь.
– А не слишком много чепухи для девяти утра?
– Знаешь, ты можешь многому научиться. Можешь научиться управлять своей сенситивностью.
Я ухожу, не слушая его. Он продолжает что-то болтать.
– «Дети Бригитты»… – доносится до меня. – Они помогут тебе…
Я начинаю бежать.
Голос его доносится до меня и в переулке. Как слабое эхо, отражающееся от стен.
– Я дал тебе шанс! – говорит он. – Первый. Осталось еще два!
– Что значит «первый шанс»? – спрашиваю я Нуалу. – Шанс на что?
Час спустя после этой встречи я сижу на полу лавки «Прорицание», поставив рядом кружку с дымящимся кофе. На полу свалены книги по нумерологии, и я разбираю их, стараясь подобрать каждой подходящую цену.
– В этой написано, что шесть и восемь – это числа процветания. Может, выставить ее по шесть евро восемьдесят центов?
– Неплохое предложение, – говорит Нуала, надев очки и изучая распечатку о продажах за прошлый месяц.
Лавка оккультных товаров – не такое уж и прибыльное дело.
– Повтори точно, что он сказал. И как именно.
– Он говорил о том, что моя магия отличается от магии Лили, Фионы и Ро, а потом предложил присоединиться к «Детям Бригитты».
– А потом?
– А потом я ушла. Точнее, сбежала.
– И он сказал: «Первый шанс»?
– Да. И что осталось два. Это что-то магическое?
– Хм-м. Не викканское, – задумчиво произносит Нуала. – В некоторых культурах считается вежливым отказываться от чего-либо трижды. Например, от приглашения на обед.
Она смотрит в пустоту, на некоторое время погрузившись в мысли.
– Иисус Христос! – восклицает вдруг она, как будто что-то осознала.
– Что? Что не так!
– Я имею в виду буквально. Апостол Петр трижды отрекся от Иисуса.
Я морщусь.
– И что, в этой аналогии он считает себя Иисусом?
– Наверное, так.
– О боже. Вот это чувство собственной важности.
– Он дает тебе три шанса перейти на хорошую сторону. Или на то, что считает хорошей стороной.
– А что потом? Вечное проклятие?
Нуала озабоченно хмурится.
– Наверное, что-то более буквальное и конкретное.
Нуала – единственный знакомый мне взрослый, с кем я могу поговорить о магии. Любопытно, насколько изменились наши отношения после ритуала. Из зловещей незнакомки она превратилась в наставницу, почти в подругу. Именно она объяснила мне, что такое «сенситивность». А теперь пытается обучить основам магии и управлению лавкой. Викка, травы, кристаллы, все такое. Она говорит, что обладать сверхъестественными силами недостаточно. Что нужно еще и учиться.
Я встаю и потягиваюсь.
– Что же все-таки задумали «Дети Бригитты»? Зачем вернулись в Килбег? И зачем им нужна я?
Лицо Нуалы на минуту застывает, а это, насколько я понимаю, признак того, что она размышляет над чем-то, с чем еще не готова поделиться. Я на секунду задумываюсь, не попробовать ли мне заглянуть в ее мысли, но потом вспоминаю нашу клятву. «Только на теннисной площадке. Только когда мы одни. Только для тренировок».