Для его образования пребывание в Шале также не прошло бесследно. Он научился читать и писать. Более того, он пристрастился к книгам, к хорошим книгам, которых в замке было великое множество.
К сожалению, в 1762 году все тот же дилижанс после утомительного путешествия вернул мальчика в Париж, но не в родительские объятия, а прямо в коллеж д’Аркур, где родители зарезервировали для него место.
В «Мемуарах» Талейран потом констатировал: «Мне было восемь лет, но отцовский глаз еще ни разу не останавливался на мне»[22].
Наверное, то же самое можно было сказать и о его матери. Но родители по-своему заботились о сыне. Во всяком случае, коллеж д’Аркур был очень привилегированным учебным заведением, основанным в 1280 году для детей из аристократических семей. Это было одно из старейших учебных заведений Парижа — детище каноника Рауля д’Аркура, достроенное потом его братом Роббером, епископом города Кутанса. Здесь учились многие люди, имена которых и сейчас хорошо известны далеко за пределами Франции: философ Дени Дидро, поэт и драматург Жан Расин, писатели и поэты Николя Буало, Шарль Перро, Антуан Прево и др.
Но в Аркуре Талейран чувствовал себя одиноким. Дети вообще иногда бывают очень жестокими, и, наверное, юному калеке порой приходилось несладко, но зато это закалило его дух. Во всяком случае, никто не видел, чтобы Шарль Морис когда-либо жаловался или плакал.
Пожалуй, единственным, с кем ему удалось по-настоящему подружиться, стал Огюст де Шуазель, племянник влиятельного министра Людовика XV, который после женитьбы в 1771 году стал Шуазелем-Гуффье[23].
Они стали близкими друзьями. Во всяком случае, про него Талейран потом говорил, что это был человек, которого он любил больше всех.
В «Мемуарах» Талейран характеризует его так: «У Шуазеля благородный, добрый, доверчивый и искренний характер. Он любвеобилен, покладист и незлопамятен»[24].
Учась в коллеже, Шарль Морис поселился в квартире своего двоюродного брата графа де Ля Сюз. Занятия начинались рано — в половине шестого, и это сильно напрягало. Но еще страшнее был режим учебного заведения, в котором прилежание учеников, как правило, стимулировалось поркой. Доставалось и юному Талейрану. Отметим, что телесные наказания в школах были отменены много лет спустя — при короле Луи Филиппе, когда Талейрану уже было под восемьдесят.
Неизлечимая хромота лишила Шарля Мориса возможности играть со сверстниками и приучила к спокойному, хладнокровному наблюдению. Зато благодаря ей у него всегда было много свободного времени для чтения и размышлений.
Биограф Талейрана Дэвид Лодей утверждает, что «в Аркуре Талейран ничем особенным не отличался»[25].
С другой стороны, еще один биограф сэр Генри Литтон Булвер говорит, что «очень скоро он стал получать первые призы и стал там одним из самых заметных учеников»[26].
А вот Жорж Тушар-Лафосс по этому поводу пишет так: «Его учителя не замедлили заметить в нем ум тонкий и бойкий, много способностей, готовность все узнать, но слишком мало прилежания»[27].
Как бы то ни было, находясь в коллеже, к 1768 году четырнадцатилетний Талейран получил все традиционные для дворянина знания. При этом у него сформировались и многие черты характера: осторожность, сдержанность, внешняя неприступность, умение скрывать свои мысли и показывать окружающим только часть своей жизни и своих чувств.
В 1769 году[28], в возрасте 15 лет, Шарль Морис был отправлен к дяде Александру Анжелику де Талейран-Перигору (1736–1821). Напомним, тот был коадъютором (заместителем и наследником) герцога-архиепископа Реймса, а Реймс являлся тогда главным архиепископством страны.
«Юноша предвкушал приятную поездку, своего рода компенсацию за “школьные муки”. Но его ожидало нечто иное. Когда Шарлю Морису предложили надеть сутану, он был поражен»[29].
Впрочем, сказать, что он был поражен, это значит — ничего не сказать. «Его тошнило от самой мысли, что он может стать святым отцом»[30].
Однако молодой человек выдержал и этот удар судьбы, приняв решение родственников внешне холодно и сдержанно, и никто тогда даже не заподозрил, какая горечь переполняла его душу.
Пребывание в пригороде Реймса длилось год, а в 1770 году дядя отвез шестнадцатилетнего Шарля Мориса в Париж, в семинарию Сен-Сюльпис, которую он сам в свое время окончил.
В семинарии Шарль Морис до 1773 года изучал богословие, а потом, уже в Сорбонне, он получил звание бакалавра теологии. Одновременно с этим, в 1774 году, он стал священником. Однако при этом в глубине души он так и не обратился к церкви. Впрочем, это ничего не меняло. «Он сдался. Юноша не мог расстроить семейные планы»[31].
Уже на исходе жизни Талейран писал: «Вся моя молодость была посвящена профессии, для которой я не был рожден»[32].
Но все это будет позже, а пока…
Пока же, смирившись со своей незавидной судьбой, двадцатилетний Талейран понимал, что карьера священнослужителя — это не то. Почему? Да потому, что он был молод и отдавал себе отчет в том, что физическое и моральное удовлетворение могут дать лишь деньги и женщины. Рядовая же духовная профессия была малодоходной и никак не могла польстить его честолюбию.
А он мечтал о деньгах. О больших деньгах. Но их приобретению категорически мешала сутана. В конечном итоге вся абсурдность складывавшейся ситуации выразилась в одной очень банальной мысли: зачем учиться в семинарии и ограничивать себя во всем, если хочешь быть как минимум министром финансов. Но это все было пока лишь сладкой и недостижимой мечтой, а вот теология и служение Богу — повседневной реальностью.
Позднее Талейран рассказывал: «Я провел три года в семинарии Сен-Сюльпис, почти ни с кем не разговаривая; меня считали высокомерным и часто этим попрекали»[33].
А он, не скрывая раздражения, говорил своим сокурсникам:
— Они хотят сделать из меня священника. Ладно. Вот увидите, как им придется ужаснуться от своего творения.
Кстати сказать, и связям с женщинами сутана тоже очень мешала.
Тем не менее в 1772 году нашему семинаристу удалось познакомиться с девушкой. Ее звали Доротеей Доренвилль. Точнее, все звали ее мадемуазель Люзи. Это был ее творческий псевдоним, так как она была актрисой в «Комеди Франсез». Она была на семь лет старше Талейрана и жила в доме 6 по улице Феру.
Актрисой Доротея быть не хотела, это родители устроили ее в королевскую труппу, несмотря на ее робкое сопротивление. Как-то раз она призналась Шарлю Морису:
— Меня заставили стать актрисой, но на самом деле я не выношу театр.
— Откровенность за откровенность, — сказал Талейран, — а я просто терпеть не могу церковь…
Вскоре после знакомства молодые люди пришли на улицу Феру, где жила Доротея.
— Поднимемся ко мне, — прошептала она.
Оказалось, что 25-летняя мадемуазель Люзи отличается бурным темпераментом, и после этого Шарлю Морису приходилось практически каждый вечер убегать из семинарии. Их отношения продолжались два года, и в течение этих двух лет Талейран ухитрялся каждый раз придумывать все новые и новые причины, объясняя строгим преподавателям свое отсутствие. Это, кстати, развило в нем ряд качеств, которые потом помогли ему сделаться, пожалуй, самым великим дипломатом всех времен и народов…
Уже в зрелом возрасте он признался мадам де Ремюза: «То, как проходят первые годы нашей жизни, влияет на всю жизнь, и если бы я раскрыл вам, как я провел свою юность, то вы бы меньше удивлялись очень многому во мне»[34].
23
Огюст де Шуазель-Гуффье (1752–1817) в 31 год станет членом королевской Академии наук, потом послом в Константинополе, а потом эмигрирует в Россию, где возглавит Императорские библиотеки и станет любимцем Екатерины II.
В этом году, 15 августа, на далекой Корсике родился Наполеон Бонапарт, имя которого еще не раз появится на страницах этой книги.
28
В этом году, 15 августа, на далекой Корсике родился Наполеон Бонапарт, имя которого еще не раз появится на страницах этой книги.