Томас Рэйкс, знаменитый английский путешественник и мемуарист, находившийся в то время в Париже, потом рассказывал: «Весьма курьезно, что после всех дьявольских намеков, сделанных в адрес Талейрана, его представителя на похоронах звали именно Демон»[556].
Говорят, что у постели умирающей мадам де Талейран-Перигор произошел странный инцидент (парижские газеты промолчали, но вот английские написали об этом достаточно подробно). Якобы уже во время предсмертной агонии княгиня передала архиепископу Парижскому шкатулку, предназначенную для графини д’Эклиньяк[557]. Та тоже в это время находилась в комнате, и архиепископ сделал то, что от него требовалось. Но тут представитель Талейрана потребовал шкатулку себе, и даже началась перепалка…
Что содержала в себе эта шкатулка? Возможно, в ней хранились какие-то бумаги, имевшие отношение к Шарлотте, дочери умирающей? Это так и осталось неизвестным. А дело быстро уладилось: графиня д’Эклиньяк получила 200 тысяч франков в обмен на эту таинственную шкатулку, которую больше никто и никогда не видел.
Что же касается самой Шарлотты, которая считалась наследницей Талейрана, то она в 1815 году вышла замуж за барона Александра Даниеля де Талейрана (1776–1839), префекта и депутата от Луарэ, который потом стал французским послом во Флоренции и Копенгагене. Став матерью пятерых детей, Шарлотта умерла во Флоренции 22 января 1873 года.
Могилу Катрин Ноэль де Талейран (урожденной Ворле, бывшей мадам Гран) и сейчас можно найти на кладбище Монпарнас в Париже.
Эта странная женщина прожила с Талейраном двенадцать лет, и его биограф Дэвид Лодей делает в связи с этим следующий вывод: «Она не оставила никакого следа в его биографии. Для нее не нашлось места в мемуарах Талейрана. Тем не менее она многие годы играла роль хозяйки в его резиденции, заслужив репутацию набитой дуры, вызывая ехидные усмешки, особенно у женщин. Провалы в памяти, имеющие прямое отношение к Катрин Гран, свидетельствуют об одном: Талейран сам недоумевал, какой бес его попутал связаться с недалекой красоткой»[558].
Луи Бастид пишет: «С этого момента Талейран, казалось, должен был отойти от дел; но потребность в действии все время проявлялась в его сознании, и он продолжил собирать у себя политических деятелей, помогая им своими советами. <…> Луи Филипп при всех важных случаях принимал советы старого дипломата. Бог знает, должны ли мы хвастаться этим»[559].
3 марта 1838 года 84-летний Талейран выступил на заседании Академии моральных и политических наук с речью в честь своего покойного друга графа Карла Фридриха Рейнгарда, умершего 25 декабря предыдущего года.
«Этот немец, родившийся в 1761 году, приехал во Францию в 1787 году и сделал здесь дипломатическую карьеру. Пожалованный дворянством в эпоху Реставрации, он при Июльской монархии стал пэром. Почти все академики — двадцать шесть из тридцати, считая Талейрана, — присутствовали на этом заседании; в зале сидели Токвиль, Виктор Кузен, Гизо, Дюпен, Росси, Порталис, Бруссе и другие; пришли и друзья Талейрана: Руайе-Коллар, канцлер Пакье, герцог де Ноай, Тьер, Вильмен, Сент-Олер, Барант, Монталиве, Моле, князь Чарторыйский»[560].
Когда Талейран поднимался по лестнице, его поддерживали два лакея. Распорядитель возвестил о приходе князя, и весь зал поднялся, чтобы стоя приветствовать его. Председатель академии открыл заседание. Сначала собрание утвердило список поступивших в академию сочинений, потом состоялось публичное чтение, а в конце слово взял Талейран. «В течение получаса без очков, звонким голосом он читал свое “Похвальное слово”. Газета “Journal des Debats” писала на следующий день: “Очки в Институте в ходу; но господин де Талейран, хотя его глаза впервые увидели свет в феврале 1754 года, не нуждается в их помощи, в отличие от наших многочисленных ученых, которые родились в XIX веке, но не могут без них обойтись”. Талейран напомнил все ступени карьеры Рейнгарда, перечислил качества, необходимые политическому деятелю, и в заключение превознес святую преданность долгу. Талейрану долго аплодировали, а когда он направился к выходу, все выстроились в шеренгу, чтобы его разглядеть. Виктор Кузен воскликнул: “Это живой Вольтер! Это Вольтер во всем блеске своего таланта!”»[561].
«Живой Вольтер» скончался через два с половиной месяца — 17 мая 1838 года.
В день смерти к нему пришли проститься король Луи Филипп с сестрой. При этом король сказал:
— Мы рассержены, князь, видя вас в таких страданиях.
На что уже совсем ослабевший Талейран ответил:
— Сир, вы пришли поприсутствовать при последних минутах умирающего… Все, кто его любят, имеют лишь одно желание — увидеть, наконец, окончание его мучений.
Он был спокоен, ибо незадолго до смерти, по настоянию Доротеи, примирился с католической церковью и получил «отпущение грехов», «чем, в глазах верующих, должен был как бы спасти свою многогрешную душу от совсем уже готовых ухватить ее когтей дьявола. “Князь Талейран всю свою жизнь обманывал бога, а пред самой смертью вдруг обманул сатану”, — таково было чье-то широко распространившееся в те дни суждение об этом неожиданном, курьезном “примирении” абсолютно ни во что не веровавшего старого вольтерьянца и насмешливого циника, отлученного некогда от церкви бывшего епископа Отенского, с римским папой и католической религией»[562].
А еще известно, что о смерти Талейрана будущему премьер-министру Франсуа Гизо было доложено в следующих выражениях: «Ну вот! Князь де Талейран, наконец, спустился в ад; и его там очень хорошо приняли. Сатана оказал ему большие почести, но при этом сказал: “Князь, вы немного превысили мои инструкции”»[563].
Как видим, люди позволяли себе шутить. Все настолько привыкли, что князь Беневентский никогда ничего не делал случайно, что после его смерти еще долго задавался вопрос: «Талейран умер? Интересно узнать, зачем ему это понадобилось?»[564]
Писатель Виктор Гюго рассказывает: «Это был человек странный, грозный и значительный. <…> Можно сказать, что все в нем хромало, как хромал и он сам. <…> Так вот, позавчера, 17 мая 1838 года, этот человек умер. Медики пришли, чтобы забальзамировать труп. Для этого, по обычаю египтян, они вынули внутренности из живота и мозг из черепа. После этого, превратив князя де Талейрана в мумию и заколотив ее в фоб, обитый белым сатином, они ушли, оставив на столе мозг, этот самый мозг, который передумал столько всего, вдохновил стольких людей, придумал две революции, сверг двадцать королей, заключал в себе весь мир. Медики ушли, вошел слуга, он увидел все, что они оставили: “Смотри-ка! Они забыли это. И что делать?” Он вспомнил, что видел на улице сточную канаву, он пошел и выбросил мозг в эту сточную канаву»[565].
Неужели именно таков был конец гения дипломатии, действия которого, кто бы что ни говорил, в конечном итоге всегда оборачивались на пользу Франции? Поверить в подобное невозможно…
Талейрана похоронили в Валансэ, в часовне, построенной им самим, в которой находилась усыпальница его семьи.
На его гробнице написано:
Здесь покоится тело Шарля Мориса де Талейран-Перигора, князя де Талейрана, герцога де Дино, родившегося в Париже 2 февраля 1754 года и умершего там же 17 мая 1838 года.
После смерти Талейрана Доротея официально унаследовала его титул[566] и все его колоссальное состояние. Вслед за этим она покинула Париж, а потом, в 1843 году, отправилась в купленное у сестры Полины герцогство де Саган, находившееся в Нижней Силезии.
557
Речь идет о Жоржине Луизе де Талейран-Перигор, родившейся в 1801 году, которая в 1819 году вышла замуж за графа Шарля Филиппа де Прейссак д’Эклиньяка (1798–1873), ставшего в 1837 году (после смерти отца) герцогом д’Эклиньяком. Графиня д’Эклиньяк была племянницей Талейрана, единственной дочерью его младшего брата Бозона.