Сегодня на пруду тоже было людно. Дул легкий ветерок, и паруса миниатюрных лодочек являлись великолепным дополнением к живописному виду, который открывался перед моими глазами. При некотором напряжении романтического воображения запросто можно было представить, что веранда – это причал какой-нибудь морской бухты.
Но мое внимание привлекла не яркая картина полуденного покоя, а весельная лодка, которая слегка покачивалась на волнах неподалеку от нашей веранды. Она плыла сама по себе. Единственный ее пассажир, худой и длинный, как мачта без паруса, стоял посреди лодки и смотрел на меня какими-то странными немигающими глазами.
Он был одет, несмотря на теплую погоду, в длинный плащ из темно-фиолетовой ткани, сильно выгоревшей на солнце. Плащ гляделся таким старым и ветхим, что, казалось, вот-вот рассыплется прямо на плечах странного незнакомца. И он был застегнут на все пуговицы.
Аскетическое лицо человека в лодке, изуродованное двумя шрамами, покрывала щетина недельной давности, его длинные сальные волосы почти до плеч, уже изрядно тронутые сединой, по моему заключению, видели мыло и воду как минимум месяц назад.
И вообще, весь он был каким-то непромытым, пыльным, что ли – словно пришел с караваном, который скитался по пустыне очень долгое время. А как на меня, так несколько веков, потому что покрой его одежды никак нельзя было назвать современным.
Так мы глазели друг на друга, словно завороженные, минуты три, пока волны и усилившийся ветер не отнесли лодку с незнакомцем в длинном плаще за мысок, поросший ивами.
Клипер что-то болтал, но я совершенно его не слышал. Я был в каком-то трансе. Круглые черные глаза незнакомца, бездонные как самый глубокий омут, висели в воздухе передо мной даже тогда, когда он исчез с моего поля зрения.
– Ник, Ник, ты что уснул? – Клипер дергал меня за рукав.
– А, чего?
Я смотрел на него так, будто увидел в первый раз.
– Что с тобой, Ник!? – встревожился Клипер. – На тебе лица нету. Какой-то бледный… Тебе плохо? Может, в больничку отвезти? Так это мы мигом. Стоянка такси рядом.
– Не надо… В больницу не надо… – Я тряхнул головой, прогоняя наваждение. – Лучше налей… выпьем еще по единой.
– Золотые слова! – обрадовался Клипер.
Мы выпили. Я постепенно приходил в себя. Что со мной случилось? – думал я в страшной тревоге. И все время косился в ту сторону, где еще совсем недавно плыл челн со странным пассажиром.
Кто этот человек? И почему из всех сидящих на веранде он вперил свои зенки в меня?
Глава 5
Завтрак, который плавно перешел в обед, вылился мне в хорошую копеечку. Но мне к концу нашего с Клипером застолья на это было наплевать. Мы даже песню какую-то спели, когда уходили с веранды. Я так наклюкался, что из головы на какое-то время вылетели все мои тревоги и заботы, а жизнь показалась совсем лазурной.
Расставшись со своим теперь уже компаньоном, я направил стопы домой. Меня ждал нелегкий телефонный разговор с беременной зазнобой, и я хотел, чтобы моя подогретая спиртным отвага не испарилась. Нужно было расставить все точки над «i».
Человек предполагает, а Бог располагает. Если нужно морально щелкнуть по носу самоуверенного человека, то это выражение в самый раз.
Я шел и мысленно прокручивал в голове весь наш предстоящий разговор. И в конце концов решил, что с задачей справлюсь. Главное – отбрыкаться. А там видно будет. Ну не хочу я себя связывать семейными узами, и все тут! Потом, когда-нибудь… может быть…
В конечном итоге я решил, что даже готов платить алименты, если моя подружка надумает рожать. Не я первый, не я последний.
И вообще, какого хрена я об этом думаю!? Это ее проблемы. Я говорил ей, что нужно поберечься, а она все что-то там считала, высчитывала и убеждала меня, что в такие-то и такие дни предохраняться не нужно, что действует она по науке.
Наука, блин! Кто в здравом уме поверит, что процесс зачатия – это наука? Говорят, что браки заключаются на небесах. По-моему, и дети рождаются не по нашей прихоти и уж тем более не согласуясь с различными научными теориями. Пришло время – и ты появляешься на этом свете.
Хочется кому-то этого, или не хочется, а когда выпадает жребий, то не помогут никакие ухищрения. И захомутают мужика, да так, что он даже не поймет, как это случилось, и родят ему, сколько положено, и будет он, как вол, тащить свое ярмо до гробовой доски. (Если, конечно, вовремя не спрыгнет).
И вообще – как я мог довериться женщине!? Бред…
С такими мыслями я подошел к дому и уже вознамерился зайти в подъезд, но тут мне преградила дорогу женщина лет сорока с хвостиком. В ее лице было что-то знакомое, и я машинально сказал:
– Здрасьте.
– Здравствуйте, – ответила она сдержанно. – Вы Никита Бояринов?
– Да… – Признаться, я немного опешил.
– Я жду вас больше двух часов…
В ее голосе послышалась укоризна вперемешку с тревогой. Только теперь я заметил, что у нее глаза больного человека – красноватые, с лихорадочным блеском.
– Зачем? – спросил я, усиленно соображая, что за известие мне придется сейчас услышать.
Но в голове все еще звенели фанфары и гулял балдеж, поэтому здравые мысли пока находились на отдыхе. Лишь где-то далеко вдруг диссонансом прогудел варварский рожок, от которого, как круги на воде от брошенного камня, начала волнами исходить пока еще неосознанная тревога.
– Я мама Веты, – сказала женщина, как-то странно сглотнув – будто протолкнула застрявший в горле комок.
Я опешил. Какой Веты!? У меня девушек с таким именем отродясь не води…
Стоп! Вета… Это сокращенное от Елизаветы, насколько мне помнится. Лиза-Лизавета, Элизабет… Бет! Это было имя моей подружки. Обычно я звал ее Лизаветой, но чаще всего Бетти или Бет. Мне нравилось звучание этого слова. Бет и Ник – это емко, кратко и вообще, клево. Бетти не какая-то там провинциальная Лизка, которая коз пасет.
Так это значит, Ветой мою подружку звали домашние, а передо мной стоит будущая теща? Тьфу, тьфу, изыди! Неплохо бы плюнуть через левое плечо, да как-то неудобно. Я все же воспитанный человек… местами.
Но к своим потенциальным тещам отношусь как к тем личностям, что летают на метлах. Я их просто боюсь. Мои бывшие подружки много раз пытались затащить меня к себе домой на смотрины, но я отбрыкивался от этой чести, как только мог.
Соврать, что к ее Вете-Лизавете я не имею никакого отношения? Ну, это уже будет слишком. Я не мальчик и меня такой компромат мало волнуют. Тем более, что у нас с Бет все было по согласию.
Неужто она подослала для разборок мамашу? Не похоже. Бетти девочка самостоятельная и не по годам смышленая. Она сама пасть порвет, кому хочешь.
Тогда зачем эта женщина здесь? Нехорошее предчувствие вдруг сыпануло мне за шиворот несколько горстей снега. Я даже вздрогнул.
– Очень… приятно, – ответил я с запинкой.
– Скажите, Вета… Лиза у вас? – Похоже, моя собеседница все-таки сообразила, что домашнее прозвище дочери ее друзья-товарищи могут и не знать.
Ни фига себе заявочки! Значит, Бет не ночевала дома… А где она провела ночь? И с кем? Блин!
Я вдруг почувствовал дикую ревность. Для меня такое состояние было новостью. И тем не менее, я неожиданно ощутил себя злостным частником, мужиком, которому наставили рога.
Это же надо так – с одной теплой постельки в другую! Ну ладно, дорогая Бетти, я с тобой разберусь…
– С какой стати? – ответил я грубо.
– Извините, я не понимаю…
– Что тут непонятного? Вашей Лизы, – сказал я с нажимом, – у меня нет.
– А где она? – На лице женщины появилось выражения какой-то детской обиды и недоумения.
– Вопрос не по адресу.
– Но она была у вас вчера вечером…
Это женщина сказала утвердительным тоном. Значит, Бетти докладывала мамаше, где находится. Разумно. Ну, а мне деваться некуда – нужно колоться.