Но для меня главное, чтобы кофе бодрил, а не бросал в сон, как тот кофейный суррогат, который именуются «растворимым». После чашки растворимого кофе я нередко засыпаю, что называется, на ходу.
— Ваш сосед убит, — заявил опер буднично — будто сказал о прогнозе погоды на завтра.
Я едва не поперхнулся и резко поставил чашку на стол. Ничего себе новость! Подняв голову, я встретил острый, испытующий взгляд майора. Неужто он подозревает меня в том, что я замочил соседа!? Мать моя женщина… Кстати, кого именно завалили?
Мент будто подслушал мои мысли. Он продолжил:
— Хамович Геннадий Михайлович…
— Простите… кто это?
— Как, вы не знаете своих соседей? — с фальшивым удивлением спросил майор.
— Раньше знал. А теперь нет.
— Почему?
— Дом, знаете ли, элитный, потому почти все квартиры выкуплены «олигархами» местного разлива. Это сейчас в порядке вещей. А они не имеют привычки являться ни свет ни заря с бутылкой в одном кармане и ливерной колбасой в другом для налаживания соседских контактов.
— Вы тоже принадлежите к олигархам? — не без иронии поинтересовался мент.
Сукин сын! Теперь я почти не сомневался, что, прежде чем прийти ко мне, он перелопатил всю мою подноготную. Нынче это просто: ткнул в нужную кнопочку на компьютере — и на экране монитора появляется досье практически на любого человека. Век электроники… чтоб ей…
— Скорее, к богачам, — ответил я дерзко. — Я богат своим внутренним содержанием. Можно сказать, гигант мысли.
— Понятно… — Мент скупо улыбнулся и одним глотком допил свой кофе. — Благодарю, — сказал он с несколько наигранной вежливостью; и добавил извиняющимся тоном: — Я сегодня с шести утра на ногах. То одно, то другое… Так вот, Хамович — это ваш сосед с третьего этажа.
Хам Хамыч! Вот это новость… С ума сойти. Впрочем, по здравому размышлению, ничего в этом происшествии необычного нет.
Давно закончились перестроечные времена, когда бандитов и крутых бизнесменов отстреливали пачками, на дворе двадцать первый век, но все равно то там, то там еще постреливают. Но теперь уже на мелюзгу не размениваются, мочат фигуры крупные. А Хам Ха… пардон, Геннадий Михайлович был не из последнего десятка. Его банк считался в городе одним из самых крупных и процветающих, если судить по местной прессе.
— Я так понимаю, вы пришли, чтобы узнать от меня какие-нибудь подробности из его жизни, — сказал я с уверенностью.
— Это верно.
— Так вот, заявляю вам официально: ни хрена о Хамовиче я не знаю. Мы никогда не общались, даже не были знакомы, а в круг его приятелей меня не подпустили бы и на пушечный выстрел. Он был крутым — и этим все сказано. А я простой обыватель, к тому же безработный.
— А почему вы не спрашиваете, где его убили и как?
— Насчет «как» у меня вопросов нет. Скорее всего, снайпер поработал. Или машину взорвали. Но это, как по нынешним временам, проза. А что касается вопроса, где это случилось, то мне он малоинтересен. Наверное, где-нибудь возле банка.
— Вы ошиблись дважды. Во-первых, он погиб не от пули и не от взрывного устройства — его зарезали, а во-вторых, эта трагедия случилась ночью, где-то в районе полуночи, и в его собственной квартире.
— В собств… — Меня вдруг переклинило.
— Да, это так. И судя по тому, что мы увидели в апартаментах Хамовича, там шло настоящее сражение. Вы не могли этого не слышать.
— Сражение… — Я начал постепенно приходить в себя. — В общем, да… кое-что слышал… кажись, в полночь.
— А если слышали, то почему не поинтересовались, что там происходит? Или, все-таки, интересовались? Дверь квартиры Хамовича была не заперта. Вот ваша уборщица, например, оказалась более любопытной. Это она нам рано утром позвонила.
Опять этот ментовский взгляд — острый и беспощадный… Уж не меня ли он подозревает в убийстве? А что, версия вполне подходящая. Повздорил с соседом и разобрался с ним по полной программе. Такие вещи случаются.
— Чужая жизнь — потемки, — буркнул я хмуро. — Это женщины любят совать свой нос во все щели. Лично мне претят такие вещи. А если более конкретно, то к тарараму в его квартире я уже привык. Он часто устраивал там «концерты» с битьем посуды, крушением мебели и мордобоем — то с женой, то со своими девками. Да и вообще сейчас не принято соваться, как раньше, к соседям, чтобы помочь в выяснении супружеских отношений. Люди замкнулись в своем маленьком мирке и не желают вывешивать грязное белье всем напоказ. Это в советские времена для таких случаев были и общественные суды, и профком, и партком.