— И?
— Певец ответил, что будет ждать, пока Харита скажет это ему сама. Я убеждала, что она не придет, но он уперся и велел передать ей, что останется здесь.
Наступило долгое молчание, и Моргана уже потеряла терпение. Она подалась вперед, протянула руку к еле заметной тени.
— Я все рассказала. Теперь можно принести свет?
В темноте что-то зашуршало, скрипнуло кресло.
— Погоди. Что еще ты делала в саду?
— Я же сказала. Смотрела, как яблоки.
— Ба! Знаю я твои яблоки. Что ты делала?
— Ничего.
— Не лги мне, Моргана, я отлично тебя знаю.
— Аннуби, разреши мне принести свет!
— Что ты делала?
Моргана помолчала.
— Ходила к котлу.
— И?
— И ничего. — Моргана вздохнула. — Ничего.
— Ничего, кроме огня, дыма и пара… да еще теней. Что это были за тени, Моргана?
— Ничего я сегодня не видела. Никаких теней.
— Надо было прийти ко мне, девонька. Я бы показал то, что тебе неймется увидеть. Я позволил бы тебе тронуть Лиа Фаил.
— Я предпочитаю котелок, — угрюмо пробормотала Моргана.
— А знаешь, — сказал Аннуби, — у Хариты когда-то получалось. Девочкой она часто смотрела в камень — звала его зрячим камнем. Иногда она заходила в мою комнату, когда думала, что я не замечу. Я никогда не прятал от нее камень. Она смотрела в него… — Прорицатель смолк. Моргана заерзала в кресле, и Аннуби вздрогнул. — Ты должна больше доверять мне, дитя.
— Я тебе доверяю, — сказала она ласково. — Есть хочешь? Могу на кухню сбегать…
— Нет, — сказал Аннуби. Зашуршала одежда — прорицатель встал. — Сегодня я ужинаю с царем. Идем, Моргана, спустимся вместе.
Глава 13
День за днем пролетела весна, и наступило лето. Гуще стала зелень на склонах холмов, где паслись коровы и овцы, в долинах начали подниматься хлеба. Болота вокруг Тора огласило пение жаворонков и перекличка дроздов. Среди боярышника и вязов бродили олени в пантах, черноногие лисы подстерегали в папоротнике куропаток и фазанов, кабанихи украдкой выгоняли на лесные дорожки визжащий молодняк, в ручьях прыгала пятнистая форель, щука гуляла в глубоких бочагах.
Талиесин ждал Хариту в храме Спасителя-Бога.
Чтобы не сидеть без дела, он помогал странствующим монахам восстанавливать церковь. Столбы уже заменили, как и плетеные из лозняка стены, которые затем заново обмазали смесью соломы с глиной и побелили. Оставалось обновить крышу, чем и занимались теперь Давид с Талиесином — ходили на болото, резали сухой прошлогодний тростник, вязали снопы.
Работа была не тяжелая, и Талиесин успевал думать обо всем на свете: рассуждать об отдельных местах Давидовой философии или сочинять песни, которые он порой исполнял вслух к большому удовольствию обоих священников. Однако в конце концов мысли его всегда возвращались к кимрам, к тому, как те обживаются на новых местах. Харита все не приезжала, и надежда таяла с каждым днем, испарялась, как испаряются в зной капли серебристой росы.
— Вообще-то, — сказал он Давиду однажды утром, — я не собирался дожидаться так долго. Я нужен своим сородичам. Я сказал, что буду ждать… но я не могу больше. — Он взглянул на Тор, мглистый в утреннем свете, на стены и башни, бесформенным силуэтом застывшие на бело-золотом небе. — Она знает, что я жду, почему же она не едет?
— Может быть, все так, как она сказала, — мягко отвечал священник; он уже давно приметил растущее беспокойство Талиесина. — А возможно, есть другая причина.
— Моргана, — мрачно пробормотал Талиесин.
— Нет, я хотел сказать, может, ей не разрешают приехать.
— Зря я ей доверился. Надо было идти самому. Ладно, такую ошибку легко исправить. — Талиесин резко встал.
Давид взял его за плечо и усадил обратно.
— Сиди. Мы не знаем, в чем там дело. Давай я съезжу, разберусь…
Талиесин колебался.
— Поедем вместе.
— …вернусь и все тебе расскажу.
Талиесин все еще колебался.
— Да не собираюсь я ее отбивать, друид полоумный!
Талиесин покраснел.
— Ладно, я столько прождал, могу подождать еще немного.
Он оседлал коня и подвел священнику.
— Скоро вернусь, — пообещал тот, садясь в седло, и взмахнул поводьями.
Харита стояла у окна возле сидевшего на нем кречета и гладила его перышки, когда увидела, что к Тору по дамбе приближается всадник. Сердце ее забилось. Она следила за вороным, пока того не заслонил склон холма. Конь скакал галопом, и она поняла, что Талиесин приехал за ней.