Эйддон потянул себя за подбородок.
— Бдительность не повредит.
— Я тебе говорю, все переменилось, — уверял Валенс. — Укрепления на севере отстроили заново, вдоль южного берега воздвигли цепочку сторожевых башен, так что врасплох нас уже не застать. Галльская война идет успешно, того гляди, войска вернутся сюда. Попомни мои слова, Эйддон Ваур, через несколько лет легионы снова будут здесь, и я смогу удалиться в свое имение — жиреть на собственной говядине и сыре.
— Хорошо бы все было так, — отвечал нимало не убежденный Эйддон.
— Ладно, а ты скажи, кто эти твои друзья? Ноденс меня ослепи, если я хоть раз видел подобную красавицу. — Он подался вперед и ухмыльнулся: — Я бы на твоем месте не тревожился. Любой мало-мальски стоящий саксонский князь отвалит немало золота за такую кралю, а?
Эйддон резко выпрямился.
— Ты что, обиделся? — наивно спросил трибун.
— Из дружбы я не попомню тебе этих слов. Знал бы ты, кого приютил сегодня под своим кровом, не стал бы говорить таких глупостей.
— Просвети же меня, о Душа Премудрости и Чести, кто спит сегодня у меня в доме?
— Слышал когда-нибудь о барде Талиесине?
— А что, должен был слышать?
— Он безусловно величайший бард из всех ныне живущих. А Харита — его жена, как говорят, Ллионесская царевна, хотя сама она о себе молчит. Отец ее — король Аваллах из Инис Гутрина.
У трибуна расширились глаза.
— Надо же! О нем-то я слыхал. И как тебя занесло в такое высокое общество?
— Они жили у нас в Маридуне в прошлом году, а сейчас едут домой.
— Насчет поэтов и рассказчиков ничего не знаю, — проговорил Валенс, — но коли песнями можно пленить такую красотку, я велю раздобыть мне арфу и завтра же начну бренчать.
Эйддон рассмеялся.
— И распугаешь весь скот с окрестных холмов! — Он покачал головой. — Скажу тебе, никогда я не слышал, чтобы кто-нибудь так пел. Одним своим словом он прогнал гнусного жреца и снял проклятие, много лет тяготевшее над нашим отцом.
— Как Алый Меч?
— Другой человек. Увидишь его — не узнаешь, а все Талиесин.
— Кудесник он, что ли?
— Я тебе расскажу про его чудеса, — серьезно сказал Эйддон. — Он в лицо попрекнул полный зал местных князьков, и ни один из них не тронул его пальцем.
— И впрямь диво, — сказал Валенс. — Как по-твоему, споет он для меня?
— Поздно, друг мой, а мы весь день провели в дороге. Я не стал бы его просить.
Однако, пока он говорил, в соседней комнате послышались первые звуки арфы. Эйддон с Валенсом встали и тихонько пошли туда. Талиесин сидел у огня, напротив него Харита кормила ребенка. Салах, младший брат Эйддона, лежал у ног певца, завернувшись в плащ, а Руна сидела на полу рядом с Харитой. Рабыня Валенса, молоденькая фракийка, которая вела этот дом, примостилась в уголке, и ее черные глаза поблескивали в свете очага. Талиесин поднял взгляд на вошедших. Они придвинули походные стулья и уселись поближе к огню.
Голос Талиесина наполнил комнату золотистым сиянием, словно редкий медвяный нектар из глубокого потаенного источника. Арфа в его руках стала орудием колдовства — челноком богов, ткущим изысканную красоту, не доступную человеческим взорам, но дивно звучащую в ушах. В ту ночь он пел о земле, которая когда-то ему привиделась, о царстве света и мира, стране вечного лета. Слова вызывали из небытия величественные образы, а звуки оживляли их в глазах слушателей.
Харита не раз слышала, как он рассказывает о своем видении, но сейчас он пел и впервые описал короля, который будет править в этом священном царстве: король этот будет отмечен не за силу и родовитость, но за любовь к справедливости и правде; король, рожденный служить правде и чести, смиренно вести свой народ и повелевать землей во имя Спасителя Бога.
Харите казалось, что Талиесин излагает стихами все, что когда-либо думал и говорил про свое вымышленное царство, мысли облекаются в звуки, слова срываются с губ и обретают форму, философский костяк обрастает мясом.
«Сегодня рождается царство Лета, — думала она, — точно так же, как обрел плоть и родился мой сын. Они созданы друг для друга, они — одно».
Она взглянула на ребенка, сосавшего грудь.
— Слышишь, Мерлин? — спросила она. — Твоя судьба зовет тебя сквозь годы. Слушай, сынок. Сегодня отец твой песней изменил мир. Слушай и запоминай.
Они выехали на следующее утро и повернули на юг к заливу вдоль реки Аск. В ее устье теснились купеческие корабли и рыбачьи суденышки; с хозяином одного из них Эйддон договорился о перевозе.
— Надо подождать, — сказал он, вернувшись. — Нам годится только вон тот корабль, а они ждут груз из Каергвента. Когда они будут готовы к отплытию, кормчий за нами зайдет. Боюсь, это будет уже поздно вечером.