Глава 2
Они прошли сквозь длинную анфиладу комнат, заставленных добротной, но потемневшей от возраста английской мебелью. Со стен смотрели потускневшие пейзажи, судя по всему, тоже английского происхождения, и портреты мужчин и женщин, дородных, с широкими лицами, курносыми и толстощекими. Все они, как один, походили на портрет, висевший над камином, только масть у всех была разной. От рыжей до блондина, и никого черного как смоль.
Пробежав глазами незатейливый парад предков Никодима Кретова, Алексей неожиданно для себя загадал: если купец окажется похожим вон на ту рыжеватую тетку в каком-то странном, похожем на перевернутую макитру головном уборе, то все закончится благополучно. Правда, он еще не определился, что означало это «все» в данном случае, но неясное беспокойство, которое он испытывал с того момента, как переступил порог этого дома, подогретое вдобавок эксцессом с дочерью хозяина, мешало ему сосредоточиться. Он не был готов к этой встрече изначально. Душа его сопротивлялась, а ноги то и дело порывались повернуть обратно, даже тогда, когда они ступили на толстый зеленый ковер, покрывающий лестницу, ведущую на второй этаж.
Миновали пару крепких, мореного дуба дверей, остановились возле третьей.
Открыв ее, детина отступил в сторону и, пропустив Алексея вперед, шагнул следом за ним. Они очутились в маленьком полутемном вестибюле. Единственное окно было затянуто тяжелой шторой, а свет шел от лампады, горевшей под образами.
Детина плотно прикрыл за собой дверь, открыл вторую, и, они вошли в следующую комнату, как понял через мгновение Алексей — это был кабинет хозяина.
Почти все пространство вдоль стен занимали массивные шкафы, забитые толстыми фолиантами. И, судя по блестевшим позолотой темным корешкам, а также нескольким томам с причудливыми бронзовыми и серебряными застежками, которые лежали поверх фолиантов, книги были старинные, дорогие. И вряд ли часто извлекаемые со своих мест.
У окна, прикрытого точно такой же, как в вестибюле, плотной шторой, стояло широкое кресло, также теплилась под образами лампада, воздух был спертый, напитанный запахами старого дерева, кожи и пыли. К тому же в комнате было очень жарко, вероятно, в доме из-за дождей уже топили печи…
Детина слегка подтолкнул Алексея в плечо, и тот прошел на середину комнаты, с удивлением заметив, что она поворачивает вправо, образуя еще одну комнату, ничуть не меньше первой, но более светлую и уютную. Шкафов здесь не было, а вдоль стен стояли низкие турецкие диваны с полосатыми валиками и множеством вышитых яркими цветами подушек.
А пол укрывал толстый и столь же яркий турецкий ковер.
В конце комнаты открылась дверь, и на пороге появился коренастый, грузный человек, лет пятидесяти, в коричневом стеганом халате, с фигурными из ярко-желтого шнура петлями. Таким же шнуром были обшиты обшлага рукавов, и из него же связан пояс халата. В буйных, с едва заметной проседью, рыжеватых кудрях вошедшего почти затерялась турецкая феска, а под курносым носом расположились скобкой усы, в дебрях которых Алексей разглядел толстую заморскую сигару.
Мужчина опирался на костыли. Выставив вперед правую, укутанную в клетчатый шерстяной шарф ногу, он на мгновение замер на пороге, окинул Алексея и слугу суровым взглядом и молча проковылял к высокому креслу, притулившемуся к небольшому письменному столу красного дерева, который Алексей поначалу не заметил.
— Никодим Корнеевич, — метнулся к нему лакей, вытянув перед собой руки, словно пытался подхватить впервые делающего шаги дитятю.
— Отойди! Не мешай! — буркнул сердито Кретов, а это был, без сомнения, он, и, перехватив костыли одной рукой, достаточно ловко устроился в кресле, вытянув вперед больную ногу.
Лакей принял у него костыли и поставил их по обе стороны от кресла на расстоянии протянутой руки.
Алексей стоял и наблюдал за происходящим.
Кретов откинулся на спинку кресла, вынул изо рта сигару, взял со стола узкий нож, обрезал ее с двух сторон, вернул сигару на прежнее место и посмотрел вопросительно на лакея.
— Из полиции, — кивнул тот на Алексея и поднес спичку к хозяйской сигаре. Затем затушил спичку о дно пепельницы и уточнил:
— От Тартищева.
На это Кретов ничего не ответил, лишь затянулся сигарой, выпустив в воздух струю горьковатого дыма. Лакей ловко подставил Алексею жесткий венский стул и, когда тот сел, почти неуловимым движением выхватил у него из рук шляпу и трость.