– Уг-фу.
Кадет выхватывает пистолет и начинает палить во все стороны. Патроны у него быстро кончаются. Это уже было не по сценарию, шпион давит на курок пистолета, раз за разом, а он молчит. Ночной шум на кладбище разбудил гарпий, я знала, что у этих причудливых птиц было гнездовье в этом углу кладбища, когда – то они напугали и меня, но это было днём. Луна проскользнула между двух туч, и лучом голубого света наткнулась на потревоженную пару. Оба чудовища возникли перед колдуном, как из-под земли. Потом был мой выход, я, в образе утопленницы, плыла над могилами…, но это было уже лишнее. «Суфлёр» не реагировал ни на что, пускал слюни, улыбался, и говорил так:
– Гы, гы.
На звуки выстрела сбежались все послушницы с настоятельницей, но мы с девчонками уже сидели в своей келье и пили чай с баранками и хитрющими улыбками. Утром меня вызвала настоятельница к себе и сделала такой втык – за всё хорошее, и за спектакль тоже, но больше всего досталось за то, что я подвергла девочек опасности. Я со всем соглашалась молча, и откуда она про всё узнала? Амазонка мне подала скелет аборигена с верёвочками:
– Сегодня, Бирюза, твой наряд на кладбище, прибери там хорошенько.
Я поняла, по всему кладбищу столько детских следов, это ночью их не было видно. Девочки прибежали, помогли собрать весь разбросанный театральный реквизит, потом мы закрылись в склепе и насмеялись от души. До самого вечера мы убирали мусор с кладбища и загребали следы. Руководительница конвоя возмущалась, что здесь у вас творится такое? Второго послушника в клетке вывожу за последние полгода. Руководительница конвоя не знала, что делать с контрактником. Конвой уезжал к границам дикого мира, под скрип колёс телеги, которую тянули неторопливые волы. Со всего багажа, на телеге, была клетка с безумным колдуном
– Гы, гы; Гы, гы; Гы, гы!
Второй кадет пропал, сам, без конвоя, наверное, включил знания, приобретённые в академии и остался должен ордену, не выполнив условия контракта. Без шпионов в обители дышать стало легче. Наставница каждый день воевала с северянами, она им была и за тренера, и за коменданта, и за военного начальника. Я удивлялась, как у неё терпения хватало разжевывать послушницам каждый манёвр. Девочки всё понимали, со всем соглашались, но стоило стреле просвистеть около уха, как они бросали оружие и старались убежать с поста. Потом этих горе-воинов можно было найти где угодно: они прятались под кроватями, залезали в водослив, в кастрюли в столовой, и даже в туалете, приняв позу страуса – закрыв голову руками. Каждый раз амазонка зеленела, но успокаивалась, и начинала сначала:
– Да, поймите вы, не научитесь защищаться, тогда все умрут, и мы умрём.
Девочки опять все соглашались, кивали головами, но стоило их оставить одних на посту, как они тут же забывали про службу и гонялись за прилетевшим жуком, или, отставив в стороны алебарды, спускались за пределы замка, и собирали цветы для венков. Настоятельница пожаловалась, ничего у неё не получалось:
– Эти северянки настолько глупы и тупы, ещё и ужасно трусливы. Я не могу придумать наказание для них, они совершенно не понимают зачем я их мучаю. Из этих послушниц никогда не получится воинов.