Новая эра представлялась литераторам и поэтам так: люди и боги живут совместно, окунаясь в сладостное блаженство и безмятежное удовлетворение; нет ни войн, ни болезней, ни голода; все римляне вкушают плоды цивилизации; взошла эпоха спокойствия и процветания! Вергилию и Горацию, своим друзьям-поэтам, Меценат уже заказал пророческие поэмы.
Потомки Ромула, уставшие от ужасов и лишений войн, мечтающие о беспечной и полной всяческих благ жизни, воспримут веление императора отметить секулярными (столетними) играми наступление «золотого века», несомненно, восторженно. Спешите жить и благоденствовать, ибо жизнь циклична: через сто лет грядут жестокие испытания – наступит серебряный век, за ним медный, потом героический и, наконец, железное столетие (упадок).
Взволнованный Август встал, подошел к Меценату, обнял и поцеловал в лоб:
– Ты гений!
Расправив плечи, устремил взор в будущее. Избегая открытой монархии, он будет управлять Империей, отбирая все больше полномочий у сената и возводя культ своей личности до уровня божества. Неплохо и себя увековечить: один из месяцев года, Секстилий, например, называть Августом, как когда-то месяц Квинтилий переименовали в Июль в честь Юлия Цезаря.
Дочь Тигриса Эрато и сын царя Армении по прозвищу Руфус, разговаривая о чем-то веселом, шли по кривым улочками римского квартала, возвращаясь домой. Дважды в неделю Эрато посещала медицинскую школу, и, по требованию главы семейства Тигриса, ее постоянно кто-нибудь сопровождал. Сегодня это был рыжеволосый Руфус. Парень с таким редким цветом волос и черными бровями привлекал всеобщее внимание. В древности, бывало, рыжеволосых приносили в жертву богам, в Риме же рабы с медными волосами стоили вдвое дороже.
Девушка старательно посещала все уроки в частной медицинской школе и, несмотря на дорогое обучение, ей это позволяли, так как хорошее образование для будущей матери было возведено в Риме в культ: женщина должна разбираться в математике, философии, географии и астрономии, чтобы быть хорошим собеседником мужу и правильно воспитать детей. Эрато мечтала связать свою жизнь с врачеванием, и Руфус, шагая рядом, держа под мышкой увесистый медицинский трактат автора-грека (книга из пергаментных листов в деревянном с кожей переплете), говорил:
– Сестра, фактически все научные знания римляне переняли у греков.
– Руфус, это неважно! Мудрость знаний делает путь к счастью не столь извилистым, – сказала Эрато, поправляя полупрозрачный шелковый плащ голубого цвета, накинутый на длинную лиловую тунику с рукавами, широкую, с множеством складок.
В этот момент из тени забора вышли два головореза.
Преступность в Риме процветала. Грабежи, похищения и вымогательства происходили ежедневно, несмотря на то, что преступников все же излавливали и распинали на кресте, но бандиты продолжали терроризировать целые районы, и ходить по улицам было опасно, особенно ночью. Император Август занялся этой проблемой, но быстро решить ее не получалось; защищать себя каждый должен был сам.
Верзила, осклабившись, смотрел на жертву – юную девушку. Его напарник, поджарый вольноотпущенник небольшого роста, вытаскивал из-за пазухи нож и с кривой страшной ухмылкой шел напрямик к Руфусу:
– Ну, рыжий-красный, человек опасный, сейчас проверим, какого цвета у тебя кровь!
Он замахнулся ножом, чтобы нанести удар в сердце юноши. Секунда оцепенения, и Руфус перешел к активным действиям: выставив перед собой толстый греческий фолиант, защитился им как щитом. Нож вонзился в твердую книгу, застряв в ней накрепко. Изо всей силы Руфус оттолкнул злодея вместе с книгой. Тот попятился, пытаясь высвободить застрявший нож, но замешкался. Этого времени юноше хватило, чтобы выхватить скрытно носимый в плаще кинжал и вонзить его в живот злодея. Наличие оружия у плебеев, вольноотпущенников, рабов и чужестранцев в городе считалось преступлением, но ни один армянин не выходил из дома без оружия. Человек в грязном сером плаще рухнул на землю.
Верзила, удерживая одной рукой девушку, другой срывая с нее золотые украшения, резко обернулся; хищная улыбка с его лица сползла. Увидев поверженного подельника, выхватил из кармана нож и, приставив к лицу оцепеневшей Эрато, заорал:
– Бросай кинжал, иначе изуродую ей лицо, родная мать не узнает!!
Руфус заколебался. Собрав воедино волю, мужество и энергию, он уже был готов ринуться в драку и уничтожить противника (злость подавила страх), но, осознав, что не успеет (пострадает сестра), стал усмирять себя, загоняя эмоции под контроль самообладания. Пылая ненавистью, исподлобья глядя на врага, Руфус все же бросил кинжал к его ногам. В ту же минуту громила, оттолкнув девушку, набросился на него и, сбив с ног, навалился на парня всем телом, занеся нож для удара. Вдруг рука бандита с острым ножом вяло упала на землю, грузное тело обмякло, придавив юношу.