— Вы очень любезны, но я ни в чем не нуждаюсь, — спокойно отвечал Виктор.
Негодяй замер, перенеся вес тела назад, в ладони блеснуло лезвие ножа, но тут в грудь ему уперся чей-то кулак.
— Спрячь-ка нож, Малыш Луи, и думай, что говоришь. Высланному реклама не нужна. Будь тише воды, ниже травы и пойди сосни часок! А этот нож я заберу.
Эту тираду произнес здоровяк с тонзурой и веселым загорелым лицом. Под белой, знававшей лучшие времена сутаной на нем было латаное-перелатаное пальто, оттопыривавшееся на солидном животе. Он взял Виктора за плечо и отвел в сторонку.
— Послушайтесь доброго совета, мсье, избегайте наших мест: вы слишком хорошо одеты, это вызывает зависть. Здесь живет не только шпана, но временами люди приходят в возбуждение, и тогда случаются прискорбные инциденты.
— Отец Бонифас?
— Верно, друг мой, я — отец Бонифас.
— Спасибо, что вмешались, я… А что такое «высланный»?
— Тот, кому запрещено жить в столице. Малыш Луи далеко не ангел, но сердце у него доброе. В прошлом году он спас лошадь, тонувшую в канале Сен-Мартен. Прыгнул в воду и с помощью веревки вытянул ее на берег. Но потом он пырнул ножом соперника и стал парией.
— Вы дали ему убежище?
— Так велит моя вера. Меня здесь побаиваются, потому что я умею урезонивать упрямцев.
Он показал Виктору огромные кулаки.
— Не беспокойтесь, я редко пускаю их в ход. Предпочитаю лечить себе подобных — в юности я изучал медицину. Что до морали, то ее я оставляю имущим, они любят о ней поговорить, а здесь людям не до нее — они редко когда едят досыта. Мы пришли, вот мои владения, мой диспансер.
Они вошли в чистенькую комнату с побеленными известью стенами. Своей очереди ждали три пациентки. У одной был подбит глаз, другая кормила грудью тщедушного младенца, третья, голубоглазая девочка, укачивала одноногую куклу.
Отец Бонифас вздохнул.
— Года через два этот выросший на навозной куче цветок станет одной из ста тысяч проституток, удовлетворяющих животную страсть мужчин всех сословий.
Священник сделал женщинам знак подождать и провел Виктора в тесную смотровую.
— Здесь я практикую и по мере скромных сил пытаюсь утишать несчастья и боль моих пациентов. Из лекарств у меня мало что есть.
Виктор подошел к застекленному шкафчику. Огуречник, сухая горчица, настойка йода, перекись водорода, банки, вата, бинты, борный спирт и арника составляли арсенал, с помощью которого отец Бонифас боролся с туберкулезом, недоеданием, язвой и прочими недугами бедняков.
— Ну и как прикажете лечить сифилис и принимать преждевременные роды? Я выслушиваю несчастных женщин и делаю, что могу.
— Они могли бы выбрать более почтенную профессию.
— Друг мой, с какой планеты вы свалились? Законы писаны для богачей. Гражданский кодекс запрещает девушке выходить замуж до пятнадцати лет, зато уголовный дозволяет выйти на панель в тринадцать! Женщина из народа впадает в нужду, если ее бросает муж, но развестись с ним не может. А дети — легкая добыча, любой негодяй легко подчинит их своей воле. Когда рождается первенец, муж начинает поколачивать жену, а после рождения второго ребенка уходит из семьи.
— И тогда его место занимает сутенер. Но почему женщина идет на это?
— Ей же надо на что-то жить! Вот вам пример. Одна из моих пациенток добилась предписания суда на содержание для дочери, но у той нет отца, и мать ничего не получит.
— Я не понимаю.
— Фактический отец не есть отец юридический: гражданский кодекс запрещает устанавливать отцовство.
Отец Бонифас пожал плечами, взял флакон арники и вышел в предбанник.
— Итак, Фернанда, ты снова ударилась об дверцу буфета? Хорошенький же у тебя синяк! — Он говорил мягко, его слова звучали успокаивающе.
Фернанда только моргнула в ответ.
— Держи, сестрица, будешь делать примочки три раза в день. Только помни, настойка щиплется, так что покрепче закрывай глаз. Посиди тут, я сейчас вернусь.
Он улыбнулся и едва заметно нахмурился, но, когда вернулся к столу, снова был сама невозмутимость. Виктор знал этот обычай: военный вождь никогда не показывает истинных чувств своим людям и все переживает в одиночку, укрывшись в стенах палатки.
— Вы принадлежите к миссионерскому ордену?
— Когда-то давно я жил в Африке. Работал в больнице. Теперь служу сирым и бедным, пытаюсь облегчить страдания тех, кого отвергло общество, и… Впрочем, историю своей жизни я вам пересказывать не стану! Чем могу быть полезен, мсье…