Виктор толкнул дверь, ведущую в лавку, поскользнулся на паркете, с трудом удержался на ногах и вошел внутрь.
Жозеф был вне себя.
— Он вконец обнаглел! Что ж, тем хуже для него: не узнает, что наболтал мне Брикар. Ничего не узнает, ни единого словца, я все приберегу для себя! Рожь со спорыньей, губка, свеча, процесс и все-все-все! Катитесь к черту, дядюшка Легри!
— Заткнись! — взревела Эфросинья.
Виктор мял в руках шляпу, уставясь на носки своих ботинок: он был смущен ничуть не меньше, чем при встрече с Моминеттой. Служанка с усыпанным бородавками лицом провела его в гостиную, задрапированную темными, поглощающими свет гардинами. На стоящих полукругом козетках полулежали дамы, на их бледных, с темными кругами под глазами, отрешенных лицах лежала печать вселенской усталости. В трепещущем пламени свечей Виктор разглядел туалетные столики между диванами: среди флаконов с духами и пудрениц валялись золотые и серебряные шприцы в кожаных, инкрустированных драгоценными камнями чехлах.
Одна из дам протяжно вздохнула и тут же расхохоталась как безумная.
— Клотильда, к вам прекрасный незнакомец. Не знала, что вы снова интересуетесь сильным полом!
Она села, нисколько не смущаясь, задрала юбки, спустила черный чулок и сделала себе укол в бедро. Мадам де Лагурне медленно встала, поправила вдовий чепец и разгладила гренадиновое платье и мантилью. Баронесса была одного роста с Виктором. На ее бледном как мел лице выделялись глаза с расширенными зрачками, выдававшими пагубное пристрастие.
— Дорогая мадам, я глубоко опечален вашей утратой. Какая несправедливость! Прошу вас…
— Это плеоназм, мсье: смерть — всегда несправедливость, — ровным тоном ответила она, и Виктор понял, что действие морфина уже проходит. — Вы меня удивили: оказывается, у Эдмона, несмотря на все его выходки, еще оставались друзья. Вы ведь его друг, я не ошиблась?
— Конечно, мадам, я доставал для него книги по алхимии, мы познакомились…
Она подняла руку, не дав ему договорить.
— Не трудитесь, мсье, меня совершенно не интересуют дела покойного мужа. Если хотите с ним проститься, Оливия проводит вас на второй этаж.
Она позвонила в колокольчик. Шаркая стоптанными туфлями по паркету, появилась горничная. Очнувшиеся от дурмана гостьи баронессы встретили ее веселыми смешками.
Они миновали длинный коридор и оказались в знакомой Виктору по описанию Жозефа прихожей. Оливия застыла на месте и подняла взгляд на Виктора. Черная траурная лента, приколотая к воротничку, придавала ей еще более суровый, неприветливый вид.
— Мадам слишком увлекается этим снадобьем. Уверяет, что оно помогает от нервов, но если будет продолжать, скоро превратится в развалину. Она то спит часами, то бродит всю ночь по дому, ничего не ест и все забывает!
— Мне показалось, что смерть супруга ее совсем не расстроила.
— Да плевать она на него хотела. В этом доме только я одна о нем и заботилась. Но не решилась позвать священника, чтобы он соборовал барона и отпустил ему грехи. Благодарение Господу, наш добрый кюре в последний момент прислал своего кузена, и он помолился, так что хозяин, может, и попадет в рай, несмотря на все свои прегрешения. На мадам и ее болвана-сына нечего рассчитывать… Нечестивцы! Они его бросили. Заниматься музыкой в день траура! У этого юноши нет сердца.
Где-то в дальних комнатах горе-пианист терзал полонез Шопена.
— Барон оставил большое наследство?
— Сущие пустяки! Состояние растрачено, а долгов — вовек не расплатиться. Дом заложен и перезаложен. Хорошо еще, что семья хозяина — они живут в Орлеане — согласилась приютить мадам с сынком. А вот я уже в таком возрасте, что на мои рекомендации никто и не взглянет… — Служанка замолчала, не договорив, но намек был вполне прозрачен, и Виктор сказал:
— Я всего лишь скромный книготорговец, но попробую…
— О, мсье, благодарю вас, благодарю! — воскликнула Оливия и провела его в помещение, где лежал покойник.
Виктору стало не по себе: атмосфера в комнате с закрытыми ставнями была мрачная. Усопший лежал на кровати в костюме для верховой езды и казался огромным. Его руки были сложены на крупном распятии из слоновой кости. Горящие свечи отбрасывали на стены причудливые тени.
— Это правда, что ему проломили череп? — спросил Виктор у Оливии, которой явно не терпелось поскорее уйти.